Марсианские хроники

Stendahl turned.	Стендаль повернулся.
"Now, Pikes, we send the remainder of the invitations for tonight.	- Ну, Пайкс, теперь разошлем оставшиеся приглашения на сегодняшний вечер.
I think we'll have a jolly time, don't you?"	Полагаю, будет весело. Как вы думаете?
"Considering we waited twenty years, quite jolly!"	- Учитывая, что мы ждали двадцать лет, - даже очень весело!
They winked at each other.	Они подмигнули друг другу.
Seven o'clock.	Ровно семь.
Stendahl studied his watch.	Стендаль взглянул на часы.
Almost time.	Теперь уж недолго.
He twirled the sherry glass in his hand. He sat quietly.	Он сидел в кресле и вертел в руке рюмку с хересом.
Above him, among the oaken beams, the bats, their delicate copper bodies hidden under rubber flesh, blinked at him and shrieked.	Над ним, меж дубовых балок попискивали, сверкая глазками, летучие мыши, тонкие медные скелетики, обтянутые резиновой плотью.
He raised his glass to them.	Он поднял рюмку, приветствуя их.
"To our success."	- За наш успех.
Then he leaned back, closed his eyes, and considered the entire affair.	Откинулся назад, сомкнул веки и мысленно проверил все сначала.
How he would savor this in his old age. This paying back of the antiseptic government for its literary terrors and conflagrations.	Уж отведет он душу на старости лет... Отомстит этому антисептическому правительству за расправу с литературой, за костры.
Oh, how the anger and hatred had grown in him through the years. Oh, how the plan had taken a slow shape in his numbed mind, until that day three years ago when he had met Pikes.	Годами копился гнев, копилась ненависть... И в оцепенелой душе исподволь, медленно зрел замысел. Так было до того дня три года назад, когда он встретил Пайкса.
Ah yes, Pikes.	Именно, Пайкса.
Pikes with the bitterness in him as deep as a black, charred well of green acid.	Пайкса, ожесточенная душа которого была как обугленный черный колодец, наполненный едкой кислотой.
Who was Pikes?	Кто такой Пайкс?
Only the greatest of them all!	Величайший из них всех, только и всего!
Pikes, the man of ten thousand faces, a fury, a smoke, a blue fog, a white rain, a bat, a gargoyle, a monster, that was Pikes!	Пайкс - человек с тысячами личин, фурия, дым, голубой туман, седой дождь, летучая мышь, горгона, чудовище, вот кто Пайкс!
Better than Lon Chaney, the father? Stendabi ruminated.	"Лучше, чем Лон Чени, патриарх?" - спросил себя Стендаль.
Night after night he had watched Chaney in the old, old films. Yes, better than Chaney.	Чени, которого он смотрел в древних фильмах, много вечеров подряд смотрел... Да, лучше чем Чени.
Better than that other ancient mummer? What was his name? Karloff?	Лучше того, другого старинного актера - как его, Карлофф, кажется?