Мао Цзэдун

Отправив Пэн Гунда в Ухань, сам Мао уехал в Аньюань, где организовал Фронтовой комитет и собрал войско для захвата Чанша. В него вошли перешедшие на сторону коммунистов части гоминьдановской армии, отряды плохо вооруженных крестьян и безработных шахтеров. Все вместе они объединились в 1-ю дивизию, которую позже Политбюро переименовало в Первую рабоче-крестьянскую революционную армию.

К 8 сентября время выступления стало известно не только подразделениям революционных сил, но и властям в Чанша, о чем Мао не подозревал. По его приказу портные приготовили за одну ночь несколько флагов с серпом и молотом — первых в истории китайской армии. На следующий день пришло известие о том, что железнодорожные пути на Чанша разобраны, ц дивизия выступила в сторону небольшого городка Пинцзяна, расположенного в девяноста километрах к северо-востоку.

В это время произошло событие, которое могло изменить не только ход восстания, но и будущее всей страны. По дороге из Аньюани в Тунгу неподалеку от горной деревушки Чжанцзяфан Мао и его спутника задержал отряд гоминьдановской полиции:

«Это было время разгула гоминьдановского террора, и заподозренных хотя бы в сочувствии к красным расстреливали на месте. Я слышал, как кто-то отдал приказ доставить нас в участок и допросить. Стало ясно, что за этим последует. Я взял у приятеля десять долларов и попытался подкупить охранников — жалких наемников, которым не было никакого дела до моей жизни или смерти. Но их начальник отказался принять деньги. Тогда я решил бежать. Удалось мне это, когда мы были всего метрах в двухстах от участка. Оттолкнув плечом ближайшего ко мне охранника, я рванул через поле.

Взбежав на холм, я увидел внизу небольшой пруд, окруженный густыми зарослями кустарника, где можно было спрятаться до захода солнца. На розыски солдаты пригнали даже несколько местных жителей. Временами они проходили так близко, что я мог дотронуться до них рукой. И все-таки меня не нашли, хотя пару раз было ощущение, что все кончено. Они ушли, только когда уже совсем стемнело. Всю ночь я шел через горы. Ботинки с меня сняли, и голые, ободранные ступни жутко горели. На какой-то дороге я встретил крестьянина, который пустил меня на ночлег и помог утром добраться до соседнего уезда. На оставшиеся в кармане деньги купил ботинки, зонт и немного еды. В Тунгу я пришел всего с двумя медяками».

На этом везение Мао кончилось. Полк 1-й дивизии, состоявший из частей регулярных войск, попал в засаду и потерял два своих батальона. На следующий день, 12 сентября, другой полк занял хунаньский городок Дунмэнь, стоявший в пятнадцати километрах от границы с Цзянси. Но контратака провинциальных войск вынудила полк отступить назад. Разочарованный Мао послал Хунаньскому парткому записку, в которой предложил отказаться от намеченного в Чанша на 16 сентября восстания рабочих.

Но неудачи продолжали преследовать Мао. 2-й аньюаньский полк, захватив довольно крупную железнодорожную станцию Лилин, двинулся на Лоян для встречи с основными силами. Однако они не подошли, и полк попытался взять город самостоятельно. Через сутки правительственные войска окружили его и истребили до последнего бойца.

Поражение не могло быть более сокрушительным.

Из трех тысяч человек, выступивших неделей раньше в поход, в строю осталось менее половины: кто-то погиб в бою, кто-то перешел на сторону противника; многие дезертировали. Восставшие заняли два или три небольших городка на провинциальной границе, но ни один не удержали более суток. Чанша так и осталась вне пределов их досягаемости.

Три дня длились споры о том, что делать дальше. Один из командиров полков предложил перегруппировать силы и еще раз штурмовать Лоян, но Мао отказался. Еще в начале августа он сказал Ломинадзе, что, если восстание в Хунани потерпит неудачу, оставшиеся войска должны уйти в горы. Собравшийся 19 сентября в приграничной деревне Вэньцзяши Фронтовой комитет поддержал этот курс. На следующее утро Мао объявил армии: похода на Чанша не будет, однако это не означает, что борьба окончена.

Ему требовалось создать новую базу — там, где противник окажется слабее. 21 сентября армия выступила на юг.

Столь же безуспешными были попытки поднять восстания в Хубэе и других провинциях. За две недели потери армии составили более тринадцати тысяч человек, причем большинство из них дезертировали. Когда оставшиеся силы добрались до побережья, от их боевого духа почти ничего не осталось. В начале октября почти все военное руководство, включая Хэ Луна, Е Тина, Чжан Готао и Чжоу Эньлая, на купленных у рыбаков лодках переправилось в Гонконг, уже тогда служивший прибежищем для многих недовольных. Вся кампания, как позже признал Чжан Готао, «в военном и политическом плане оказалась незрелой» и результата не принесла.

В ноябре на заседании в Шанхае Политбюро подвело итоги. «Генеральная линия партии» и курс на вооруженное восстание были признаны «абсолютно правильными», а причиной поражения явился «расчет только на военную силу» и «недостаточная мобилизация широких народных масс».