Мао Цзэдун

Одобренная Августовской конференцией стратегия отражала суть последних наставлений Сталина: между классовой борьбой против помещиков и национальной революцией, которая должна свергнуть власть прогнившего милитаристского режима, нет никаких противоречий. Ядром революционных сил, убеждал Ломинадзе, должны стать профсоюзы и крестьянские ассоциации; рабочие и крестьяне обязаны играть более активную роль и в руководстве партии, а навязанную Чэнь Дусю старую политику компромиссов и уступок необходимо отбросить и забыть.

Ломинадзе донес до делегатов конференции две азбучные истины, затвержденные им еще в Москве. Первая: все инструкции Коминтерна подлежат безусловному выполнению, попытка отступить от них будет не просто нарушением дисциплины, но тягчайшим преступлением. Вторая: поскольку партия лишена сейчас возможности действовать открыто, то следует реформировать ее в «тайную военизированную организацию с эффективными и надежными органами управления».

Чтобы обеспечить единомыслие в рядах коммунистов и укрепить авторитет Сталина, конференция приняла «Циркулярное письмо ко веем членам партии», в котором суровой критике подвергалась предыдущая деятельность ЦК и его руководства. Чэнь Дусю, уличенный Ломинадзе в меньшевизме, обвинен в «попытке поставить революцию с ног на голову, в преклонении перед Гоминьданом и лишении партии ее независимости». Тань Пиншань «отошел от борьбы и… с позором отказался поддержать освободительное движение крестьян», а Чжоу Эньлай «дал согласие на разоружение рабочих пикетов в У хани». Досталось критики и Мао: он не выразил «возмущения провалом гоминьдановского плана перераспределения земли» и проводил «недостаточно радикальную политику в руководстве Всекитайской крестьянской ассоциации».

Несмотря на это, дуумвират[30] Ломинадзе и Цюй Цюбо нравится Мао куда больше, чем Чэнь Дусю с М. Бородиным. Идея вооруженной классовой борьбы под руководством союза рабочих и крестьян звучала музыкой в его ушах. По нраву Мао пришлась и прямая связь, которую посланник Кремля установил между мировым империализмом и китайским феодализмом.

Ломинадзе, в свою очередь, также нашел Мао Цзэдуна весьма способным товарищем, и при выборах нового руководства партии тот стал кандидатом в члены Политбюро. Среди девяти его полных членов появились четверо рабочих. Участник Наньчанекого восстания Пэн Пай представлял интересы крестьянства, а Жэнь Биши — молодежные организации. Признанные всего лишь «умеренными», оставили свои посты Чжан Готао и Цай Хэсэнь.

Закономерен сейчас вопрос: почему от крестьянства в Политбюро был введен Пэн Пай, а не Мао? Возможно, одна причина лежала в том, что ЦК рассчитывал вернуть свою базу в Гуандуне, на родине Пэна. Другая заключалась в характере самого Мао. Он считался еретиком. Сразу после ухода Чэнь Дусю Чжоу Эньлай пытался продвинуть упрямого хунаньца наверх — но безуспешно. Работавший вместе с Мао Цюй Цюбо многократно убеждался в твердолобой неуправляемости своего коллеги: такого хорошо иметь союзником, но никак не врагом или подчиненным[31].

Незадолго до приезда Ломинадзе партия поручила Мао отвечать за подготовку революционной встречи праздника Середины осени в Хунани. 1 августа Постоянный Комитет одобрил его первую же инициативу: создание крестьянской армии, состоявшей из наньчанского регулярного полка и двух полков сил самообороны, набранных на севере и юге провинции. По плану Мао эти силы должны были занять несколько уездов и провозгласить на местах народную власть. Цель замысла — дестабилизировать режим Тан Шэнчжи и обозначить «центры революционной активности масс», откуда восстание, набирая силу, должно было распространиться по всей Хунани.

Эта инициатива легла в основу полномасштабного сценария антиимпериалистических выступлений, которые должны были проходить под флагом борьбы с налогами и арендной платой и привести к образованию в Хунани и Гуандуне нового революционного правительства.

Став 12 августа уполномоченным ЦК по. Хунани, Мао отправился в Чанша для непосредственной подготовки восстания. Уже через неделю состоялось первое собрание вновь избранного провинциального комитета партии, на котором присутствовал советский консул в Чанша и агент Коминтерна Мейер. Члены парткома обсуждали план конкретных действий.

Необходимо было решить три проблемы. Первая из них не отличалась особой сложностью. Мейер проинформировал собравшихся, что Сталин дал добро (впоследствии это оказалось ошибкой) на создание по российской модели рабоче-крестьянских советов — органов местной власти. Новость привела Мао в восторг, он тут же сообщил в ЦК:

«Услышав об этом, я подпрыгнул от радости. Если быть объективным, то Китай давно уже дошел в своем развитии до 1917 года, хотя едва ли не каждый считал, что мы находимся на уровне 1905-го. Это стало нашим самым серьезным просчетом. Советы рабоче-крестьянских и солдатских депутатов наилучшим образом подходят для сложившейся ситуации… Утверждение их власти в Хунани, Хубэе, Гуандуне и Цзянси проложит путь к победе во всей стране».