Читаем Манускрипт с улицы Русской полностью

Толпа на миг онемела, и вдруг ужасный крик потряс стены, купцы бежали куда глаза глядят от этого страшного места, сбивали с ног друг друга, тащили за собой товар и оставляли его по дороге; площадь вмиг опустела, только затоптанные до полусмерти люди скулили, плакали, ползали по мостовой, чтобы подальше быть от погибели — страшнее той, какая их тут уже настигла.

В это время в грязной комнате на чердаке ветхого дома в еврейском квартале умирала, теряя сознание от нестерпимой боли, проститутка Ханка, зараженная страшной болезнью, она корчилась в муках на полу и взывала к глухим стенам:

— Шимоне! Шимоне, сыночек мой!

В понедельник рано утром в резиденцию Одровонжа прискакал на взмыленном коне единственный уцелевший рыцарь из королевского отряда, разбитого в прах под Олеско.

— Вельможный староста, все убиты! Давидовича повесили...

Русинский староста знал уже о чуме — ему запрягали бричку; князю Яну из Сенна Одровонж приказал вывести войска с Высокого и Нижнего замков в Голоски.

— Князя ко мне! — крикнул староста. — Все войска направить на Олеско! Сжечь дотла! Уничтожить до последнего камня!

А город бурлил и шумел, на соборных звонницах трескались чаши колоколов, хрипела труба на ратуше; возле Галицких и Татарских ворот сбились телеги; приезжие люди перелезали через стены; от Латинской калитки рванула крытая бричка, промчалась мимо корчмы Кноффеля через мост на Сокольницкую дорогу — братья Одровонжи бежали в Городок.

По Волынской дороге двигалось пешее и конное войско во главе с Яном из Сенны — двинулась шляхта громить последнюю твердыню Галицкой Руси.

В мастерской Симеона Владыки на Русской сидели и стояли цеховые мастера: мечники, жестянщики, резчики, пекари, седельники, художники. Пришли на совет к у старому кунштмайстру.

Художник Хойнацкий вздохнул, нарушая тяжелую тишину.

— Арсен сбежадл... А мы?

Симеон Владыка молча и спокойно смотрел на встревоженных ремесленников, остановив взгляд на Хойнацком, тихо сказал:

— Не верю, чтобы Арсен испугался мора. Арсен там, где ему надо быть... А мы куда? Никуда. Два раза не умирают. Как это так — бросить Львов? Что мы без него, он — без нас?

<p>ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ </p><p>ТУ ПИР ДОКОНЧАША </p>

Черная лента, которой Ивашко подвязывал волосы, врезалась в набрякшее чело. Гнев и тревога затуманили глаза боярину; расталкивая руками землянинов, он подошел к порогу и, взявши Арсена за лацканы туники, стал трясти его. — Зачем пришел сюда и что тебе известно о Давиловиче? Только правду, скоморох, правду говори, ибо одной смерти будет мало!

— Правду сам узнаешь, — Арсен не мигая смотрел В глаза Ивашку, — только не медли, боярин. Я через вал перелез — строго стерегут входы в город твои воины, только твоему свату дорогому путь сюда открыт. А ты выйди — встреть его, да не на Браме, а с львовской стороны: идет он к тебе в гости с королевскими войсками и с грамотой Одровонжа на олесское староство!

— Измена? — прохрипел Ивашко. — Такая черная измена?.. Хоругвь... Две хоругви! А этого вестника — в каземат.

Никита и Галайда, оставив кружки на столе, выбежали из дома скорняка на звуки трубы. Давно не трубили в Олеско: поход или осада?

На площади над Галайдовым морем вмиг собралась толпа. На помост взошел Ивашко Преслужич. Его суровое лицо было спокойно; слабость и усталость оставили его, и Осташко подумал, глядя на него, что решительность пришла к боярину хотя и поздно, но навсегда.

— На валы! Сушите порох! — громко командовал староста. — И стоять насмерть — отступать уже некуда.

Галайда бросил клич ремесленникам — горожане группами расходились к башням; Никита что есть духу побежал в замок. Вскоре на коне, вооруженный, в своей хоругви выезжал за Пушкарские ворота.

Ратники шли не спеша и настороженно: за Юшковичами Ивашко остановил коня и стал всматриваться в даль поля, где на горизонте поднялись столбы пыли.

— Идут... Много... Одна хоругвь — в обход!

Пыль подкатывалась все ближе и ближе, шлемы поблескивали на солнце; колонна остановилась, вперед поскакали четыре всадника.

Преслужич уже видел обрюзглое лицо Давидовича; хоругвь Ивашка преградила дорогу, но судья, видимо, не подозревал ничего худого — горемычный отец вышел встретить дочь — и еще издали стал улыбаться свату. Ивашко впивался взглядом в каждого всадника, но ни на одном коне не обнаружил Орыси, и мурашки пробежали у него по спине: оставил заложницей?

— Челом тебе, сват, — Давидович, льстиво улыбаясь, поравнялся с Ивашком. — Как я рад, что ты вышел мне навстречу, — он пристально окинул взглядом хоругвь, прикидывая на всякий случай количество ратников.

— Где Орыся? — глухо спросил Ивашко, не отвечая на приветствие.

— Немного приболела... Я завтра пошлю за ней и Адамом рыдван...

Ивашко исподлобья посматривал на Давидовича, который невинно улыбался, и раздумывал, все еще не веря, что Арсен сказал ему правду.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Дружбы народов»

Собиратели трав
Собиратели трав

Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества. Преемственность человеческих чувств, преемственность любви и добра, радость земной жизни, переходящая от матери к сыну, от сына к его детям, в будущее — вот основа оптимизма писателя Анатолия Кима. Герои его проходят дорогой потерь, испытывают неустроенность и одиночество, прежде чем понять необходимость Звездного братства людей. Только став творческой личностью, познаешь чувство ответственности перед настоящим и будущим. И писатель буквально требует от всех людей пробуждения в них творческого начала. Оно присутствует в каждом из нас. Поверив в это, начинаешь постигать подлинную ценность человеческой жизни. В издание вошли избранные произведения писателя.

Анатолий Андреевич Ким

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза