Манускрипт с улицы Русской

В скарбнице — самом глубоком подвале Олесского замка — на столике горит свеча. Осташко макнул перо в чернила, перевернул страницу толстой книги и оперся головой на руки. В углу на кресле, закутавшись в бараницю, сидит Орыся.

— Что вы шепчете, Каллиграф?

— Вспомнил... Стихотворение вспомнил из одной святой книги... Я им начинал писание свое. Это было недавно, а летопись уже кончается — осталось только несколько чистых страниц в моем манускрипте. Насыщенное было время — день стоил года.

«Сказал Свидригайло Юрию Онцифировичу Новгородскому: тамо ватага опришков засела, а ты хочешь войско посылать. Дай его мне, я разгромлю Сигизмунда и во православие обращу Литво-Русь. И произошла битва под оными Ошмянами, и снова проиграл Свидригайло. Тут был уничтожен отряд гуситов, а Сигизмунд Корибута, который вернулся во своя, был убит. Юрий же повернул остатки своих войск в Новгород...

Мы защищаемся уже третий месяц, приближается зима, а вместе с ней и наш конец. Запасы оружия и еды исчерпались, помощи ждать неоткуда. Януш Подгорецкий изменил Преслужичу в самом начале последней битвы, теперь он яростно сражается на стороне Яна из Сенны, который завтра-послезавтра станет старостой замка и Олесской земли. Сбежал неизвестно куда Демко из Ожидова. Погиб на валах Костас Жмудский. Вечная память умелому и бесстрашному рыцарю гончару Никите, который вчера, когда пробили стену в арсенале, оказался один против армады королевских войск, отважно сражался с ними, многих врагов уложил своим мечом и сам упал лицом к врагу. Олеско догорает. Нас осталось неполных две сотни за рвом — в замке и еще сотня — на Браме. Скорняк Галайда с отрядом ремесленников ушел в Вороняцкие горы. Арсен в полном снаряжении ждет последнего боя. Завтра-послезавтра...

Последние мои записи... Не отравил я мысли свои ложью. Капля за каплей я описал всю эту страшную и неприукрашенную правду о том, что происходило на нашей многострадальной земле, и сам неотступно находился среди людей, которых с каждым днем становится все меньше и меньше. Вот я откладываю в сторону перо. Окрепли мои руки, не замирает теперь мое сердце при виде красной крови, пора и мне на стены замка. Оставляю эти летопись Орысе, может, женщину не убьют палачи...»

Глаза у Орыси спокойные, как и у всех, кто остался в замке.

— Осташко, я уже здорова. Почему Арсен не приходит ко мне? Он еще живой?

— Живой, Орыся. Арсен сегодня придет к тебе. Отец разрешил ему попрощаться.

Далеко в подземелье раздались чьи-то шаги. Кто-то идет в скарбницу. Заскрипела низкая полукруглая дверь.

— Арсен!.. Почему, почему ты так поздно пришел?..

— Я же говорил, что не умру, пока не увижу тебя...

Осташко отвернул голову, всхлипнул.

— Пойдите, — сказал. — Побудьте еще немного на свободе... На Браме наш отряд. Иди, Орыся, попрощайся с матерью. Идите обое...

— Кладбище! — вскрикнула Орыся.

...По широкому миру ходил Тристан и прибился в лесскую землю. И снова, как прежде, рыдала Изольда над могилой матери, а он стоял позади и узнавал ее — дорогую и непознанную.

— Пойдем, Арсен, — промолвила, поднимаясь с колен. — Вон сосна на холмике за кладбищем — под Гаварецкой горой. Там я твоей буду.

В изголовье жесткая от изморози трава, отяжелевшие седые ветви сосен в ночных сумерках склонились к земле, заслонили от света.

— Ты видишь — белый конь стоит на вершине горы...