Читаем Манускрипт с улицы Русской полностью

«Дорогой сват, — читал Ивашко, и спазма сдавила горло старого рыцаря, — передаю тебе поклон от твоей единственной дочери, которая сохнет от тоски по отцу и каждый день просит меня, чтобы мы помирились с тобой. Прости меня за кровь твоих воинов, я же прощаю тебя за уничтоженный мой двор в Олеско. Передай через моего гонца свое согласие прибыть пред твои ясные очи, пускай обнимет твои колени сирота Орыся...»

— Доченька, дочь... — всхлипнул Ивашко, ударяясь головой о стол. — Видит бог, не выдержит мое сердце... Простите меня, братья, я тоже человек...

Он поднялся, вытер слезы и сказал теребовльскому ратнику:

— Скачи что есть мочи... Скажи Давидовичу, что я жду его в воскресенье.

Во дворе олесского старосты многолюдно. Съезжаются землянины, привязывают лошадей к коновязи, дворовая челядь разрывается на части — Ивашко Рогатинский устраивает банкет. Слуги не знают, по какому поводу такой праздник у боярина, не знают и землянины. Распространился слух о какой-то королевской грамоте — неужели она такая утешительная? А может быть...

На дубовых столах в светлице — сулеи с вином и тарелки с ароматным жареным мясом; Преслужич в вышитой сорочке, спокойный, добродушный, встречает гостей, усаживает за столы. Каллиграф со страхом глядит на Ивашка и глазам своим не верит: как это могло произойти, что он вдруг превратился из властного правителя Олесской земли в вассала на королевщине, из повелителя — в слугу...

Костас Жмудский подошел к Преслужичу, процедил сквозь зубы:

— Если веришь мне, литовцу, то разреши мне с вами, русинами, быть до конца — грех Свидригайла, который не токмо Русь, но и Литву продал, искупить хочу...

— Погоди, Костас, садись... — отстранил его рукой Ивашко.

Уже все разместились за столом в напряженном ожидании — что поведает им староста. Ивашко кивает Каллиграфу, тот поднимается, разворачивает свиток.

— Мне прислано королевское послание. Послушайте, панове, и рассудите. Читай, Осташко.

— «Таким образом извещаем, — начал Монотонным голосом Каллиграф, — что владельцам земель, фамилии которых Иван Преслужич, Масько Каленикович, Ивась Колдубицкий, Костас Жмудский, Дзюрдзо Струтинский, Януш Подгорецкий, Нег Стрибоцкий, Демко Ожидовский, возвращаются все их владения в королевстве, а также оседлости под Олеско. Мы милостиво и щедро допускаем их к владениям — с прудами, мельницами, таможнями и другими доходами; они свободны пользоваться ими, как и прежде, во времена великого князя Витовта. Когда же вышеупомянутые олесские владельцы земель станут перед русинским старостой, то каждому из них велено выдать грамоту на владение имениями, скрепленную нашей печатью».

— За что такая милость? — послышался голос Костаса Жмудского.

— За то, чтобы мы сложили оружие в Олеско, — глухо ответил Ивашко, он, слушая сейчас вторично королевское послание, уловил в нем коварную хитрость. Какая необходимость являться лично к Одровонжу?

— Это единственный выход для нас, — начал Демко из Ожидова. — Разве не видно было с самого начала, что не победить нам их?

— Головой стену не пробьешь!

— Человеческую кровь надо пожалеть...

— Замолчите! — Костас Жмудский стукнул по столу кружкой. — Нас предал Свидригайло, а мы, выходит, по его примеру должны предать народ, который поверил нам и готов идти на смерть?

Вскочил Януш Подгорецкий:

— Мы уже поверили одному литовцу, а тут второй спаситель объявился... Но если тебе так хочется смерти, то умирай, а не тащи других за собой! А если нас передавят, как мух, легче от этого будет народу? Мессия...

— Ты же русин, вот и спроси у русинского народа, чего он хочет!

— Кто его будет спрашивать? Ему следует выполнять то, что прикажут!

Поднялся гвалт.

— Панове! — поднял руку Ивашко. — Мы стояли мужественно, и поспольство нас поддержало, мы не имеем права забывать об этом. Но сегодня мы стали бессильны. Юрша сдал Луцк, Островский — Подолье. Можем ли мы устоять, если Сигизмунд отдал нас королю? На что надеяться?

— Свидригайло еще не проиграл, — отозвался Нег Стрибоцкий.

— Предатель он!

— Депутацию к Свидригайлу!

— Были уже у него!

— Я так думаю, — заговорил Ивашко. — Не пойдем мы к Одровонжу, пускай пришлет нам сюда документы и на земли. И поставим условие: чтобы владели мы Олесской землей при оружии. Со своей стороны поклянемся соблюдать мир и послушание, что никаких нападений не будем совершать, а у посполитых оружие отберем...

— Согласны на это, — произнес Костас Жмудский. — Война еще не окончилась, рано складывать оружие.

— И еще одно, панове... — Ивашко посмотрел на землянинов и опустил глаза. — На это моя воля, поймите и меня... Я жду в гости Давидовича со своей дочерью. Стража на Браме знает...

Наступила мертвая тишина — было слышно, как за окном шелестят тополя.

Осташко Каллиграф непонимающе глядел на боярина, молчание становилось тягостным. Ивашко протянул руку к сулее — наливал вино в бокалы.

— Выпьем, братья...

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Дружбы народов»

Собиратели трав
Собиратели трав

Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества. Преемственность человеческих чувств, преемственность любви и добра, радость земной жизни, переходящая от матери к сыну, от сына к его детям, в будущее — вот основа оптимизма писателя Анатолия Кима. Герои его проходят дорогой потерь, испытывают неустроенность и одиночество, прежде чем понять необходимость Звездного братства людей. Только став творческой личностью, познаешь чувство ответственности перед настоящим и будущим. И писатель буквально требует от всех людей пробуждения в них творческого начала. Оно присутствует в каждом из нас. Поверив в это, начинаешь постигать подлинную ценность человеческой жизни. В издание вошли избранные произведения писателя.

Анатолий Андреевич Ким

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза