Читаем Манускрипт с улицы Русской полностью

Ночью, как только начался дождь, гонец Ивашка помчался в Подлесье; теперь Костас Жмудский своим конным войском ударил из-за Ожидова по противнику. Польские жолнеры вступили в бой, но были вмиг отброшены снова в болото, и тогда с валов загремели гаковницы, полетели тучи стрел; в рядах королевских войск смятение — рыцари падали, увязая в трясине. Крики и стоны раздавались по полю, превратившемуся в сплошное ерное озеро — с островками кустов, возле которых скучивались вояки.

Ивашко своей конницы не выводил — Костас Жмудский справлялся в тылу сам. Боярин, стоя на валу, наблюдал за ходом сражения, и когда увидел, что много вражеских воинов все-таки выбралось из болота и подошло к городским валам, готовясь к штурму, взмахнул мечом. Из ворот у арсенала выскочили вооруженные боевыми секирами, молотами, цепями без кольчуг горожане; легкие, они поскакали по кочкам, поваленным деревьям и по одному уничтожали закованных в латы рыцарей. Впереди размахивал ломом скорняк Галайда, размашисто орудовал им и хрипло кричал:

— Чтобы не убивал невинного... Чтобы не убивал невинного!

И покраснело от крови топкое поле.

Осташко стоял на валу рядом с боярином, глядел на первую победную битву, но знал: это только начало. Он слышал крики своего друга Галайды и радовался тому, что руки олесчан не были обагрены невинной кровью, что благородно началась их война, — допустит ли судьба, чтобы проиграли в битве с захватчиками и убийцами честные воины, хозяева своей земли?

Поляки выбирались из болот и выходили к предместью за Брамой. Тут по ним ударили конные воины Ивашка, и в этой последней стычке упал, тяжело раненный, гончар Никита.

Вскоре на княжеских шатрах опустились знамена с орлами, а на их месте поднялись белые...

<p>ГЛАВА ДЕСЯТАЯ </p><p>ГОЛЫЙ КОРОЛЬ </p>

В опочивальне патрицианской бани пахло вином и апельсинами, временами в дверь из коридора тянуло смрадным запахом раскаленных камней, смешанным с паром и потом, — это тогда, когда входил какой-нибудь пан в цветастом халате, а если уж слишком разопревший — то и совсем голый.

На помосте в углу каждый вечер стояли главный музыкант патрицианской бани гусляр Арсен, дударь Спитко из Клепарова и молдавский скрипач Боцул, оттуда им удобно было наблюдать за полуголыми и голыми вельможами, которые, распарившись, валились в деревянные кресла, исходили потом, отдыхали, высыхали, а потом заказывали музыку, пили вино и рассказывали, перебивая друг друга, фацеции, а иногда вполголоса вели разговоры о делах государственной важности — тогда музыкантам приказывали играть погромче.

В баню в определенные дни приходили смывать с себя грязь магистратские советники, сборщики податей, судьи, инстигаторы[52], писари, адвокаты, старосты предместий; отдельно парились представители исполнительной власти — ночной бургомистр, швейцар ратуши, ключники ворот и калиток, трубачи башен, вассерляйтеры[53], экзакторы, цепаки; по субботам — это был самый ответственный для музыкантов день — долго сидели в опочивальне бургграф, меценат Арсена, и два брата — верховные повелители светской и духовной жизни на львовской земле — русинский староста Петр и львовский архиепископ Ян Одровонж.

— Ха-ха-ха!

— Во время покаянной процессии, — говорит кто-то (это швейцар ратуши. Спитко уже всех их узнает, хоть они и одинаковы все без одежды), — взял муж жену на плечи вместо креста, ну, его и спрашивают, а где же крест: «Да на мне, всю жизнь его ношу». А жена в ответ: «Это правда, только несет его не Иисус, а антихрист».

— Ха-ха-ха!

— Пригласили шута в панские покои, — наступает очередь рассказать фацецию ключника Босяцкой калитки, — а там кругом драгоценности и золото. Шут закашлялся, но сплюнуть некуда, тогда он и харкнул пану в бороду. «Простите, вашмость, — развел руками шут, — но ничего грязнее вашей бороды тут нет».

Никто не смеется: иное дело — мужики, а над большими панами лишь большим панам можно насмехаться, исполнительной службе это непозволительно. Смущенный ключник водит глазами по лицам — ну, хоть бы один оскалил зубы!

— Хи-хи... — не выдержал дударь Спитко.

— Получай грош! — обрадовался ключник.

Да тут не только игрой, но и подсмеиванием можно заработать. Так просто: засмеешься и получишь грош...

Это было еще в начале работы Арсена в бане. Поступок дударя Спитко не понравился главному музыканту, он осуждал его в душе, но не говорил ни слова в осуждение, а хмурый скрипач Боцул делал вид, что ничего не видел; Спитко же такой заработок пришелся по нраву, и он решил удвоить его.

— Крикнул шут пану, шедшему по мосткам над лужей: «Эй, смотри, а то сегодня с тобой случится то, что вчера с одним паном!» — Спитко узнает голос вассерляйтера. — Он сошел с мостков в грязь и спрашивает: «А что случилось вчера с тем паном?» — «То же самое, что сейчас с вами, вельможный пан».

Снова шутка о больших панах — никто не смеется, а Спитко:

— Хи-хи-хи!

— Получай два гроша! — швырнул монету вассерляйтер.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Дружбы народов»

Собиратели трав
Собиратели трав

Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества. Преемственность человеческих чувств, преемственность любви и добра, радость земной жизни, переходящая от матери к сыну, от сына к его детям, в будущее — вот основа оптимизма писателя Анатолия Кима. Герои его проходят дорогой потерь, испытывают неустроенность и одиночество, прежде чем понять необходимость Звездного братства людей. Только став творческой личностью, познаешь чувство ответственности перед настоящим и будущим. И писатель буквально требует от всех людей пробуждения в них творческого начала. Оно присутствует в каждом из нас. Поверив в это, начинаешь постигать подлинную ценность человеческой жизни. В издание вошли избранные произведения писателя.

Анатолий Андреевич Ким

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза