Арсен мог теперь с гордостью смотреть на тех, кто внизу, будь то патриций или нищий, ибо роскошь и блеск высокого света никогда не прельщали его, а нищенская миска уже не страшила — он теперь имел столько, чтобы быть независимым, чтобы упиваться своей музыкой и песней, и ему было безразлично, кто его слушает, как кто воспринимает — сытые или голодные, одетые или голые, захватчики или осажденные; музыка сама по себе была высшим мерилом и смыслом жизни, а он ее создателем, так кто же лучше, чем Арсен, мог углубиться в ее тайники, убежать от света вместе с безнадежной и испоганенной людьми любовью?
...В летний субботний вечер, когда на дворе было ненамного прохладнее, чем в бане, шепнул боязливо Спитко:
— Идут...
Сам бургграф — ну и что? Русинский староста и архиепископ собственными персонами — ну и что из этого, предусмотрительный Спитко? Не так ли, скрипач Бопул?.. Ах, ты же дал клятву молчать всю жизнь, ибо понял, что словом ничего нельзя изменить, а погубить свое тело или душу так легко; возможно, ты прав, я тоже молчу, только в отличие от тебя ищу смысл своего существования; а ты же, как и Хойнацкий, понял, что найти его невозможно; вы больше не ищете и не ждете, пока судьба сама вас не найдет. Кто же из нас прав?
Они вошли в опочивальню в длинных до пят ярких персидских халатах, но были слишком серьезны, чем-то взволнованы; сели за столик, приблизив друг к другу склоненные головы.
— W Olesku kleska[55], — услышал Арсен слова Петра Одровонжа, и, хотя ему было безразлично, что делается в чужом для него Олеско, пальцы вздрогнули, он сбился с ритма, вельможи услышали фальшь в мелодии, кто-то из них повернул к музыкантам голову; Арсен ударил сильнее по струнам, внимательно прислушиваясь к их разговору. Победили Преслужича? Ну и что?.. Выступил против панов, потому что сам захотел стать паном... Да, не за Яцка, не за меня, не за Гавриила!.. За Русь... Конечно, за панскую Русь. Против поляков? Да... Но ведь и Хойнацкий поляк. Виноват ли он в том, например, что Казимир III разрушил во Львове Успенскую церковь и на том месте приказал построить кафедральный костел, чтобы мог в нем молиться своему католическому богу?
Так что прикажешь, Преслужич, — разрушить теперь это величественное сооружение, над созданием которого работали тысячи черных рук, и строить новую церковь, лишь бы был доволен православный бог? К лешему этих богов... Проиграл Ивашко? А Орыся?.. Она давно, по твоей вине, проиграла. И я — тоже... Что — что?
— Бездари, кто их послал туда! — задвигал ушами Одровонж. — Гнусавый Менжик и слюнявый князь из Мазовша... А сколько гонора, самомнения! Krol Jagello bil krzyzaki i pan Krupa chcial byc taki[56] Да я бы их.... Да я бы их...
— К Фемиде на Рынке хотя бы на полдня привязал, — помог архиепископу бургграф.
Бодрее заиграли музыканты, Арсен сам не мог понять, почему так быстро забегали пальцы. Победил Преслужич (разве он?) — русины победили, а у вас душа похолодела от страха, откормленные боровы, разжиревшие на русинском хлебе, лопоухие свиньи, твари...
Вельможи уже говорили во весь голос.
— А мы тут, под боком, ничего не знали. Наисветлейший сам руководил битвами с Городка, да вместо гонца, который должен был известить о победе, увидел собственными глазами Казика Мазовецкого, отпущенного олесским лотром[57]. А ныне круль к нам — за помощью. В собачий голос... Ясное чело поникло, помутнел орлиный взгляд, могучие плечи опустились... — Петр Одровонж точно выплевывал слово за словом.
— Тсс-с, — бургграф приложил палец к губам, кивнув головой в сторону слуг, накрывавших стол, застилавших полотенцами кресла. — Сейчас введут. Ему врачи прикладывают пиявки...
— О, эти твари — ближайшие приятели короля, им бы шляхетские гербы! — воскликнул архиепископ. — Хотя бы скорее приехал Олесницкий... Князь Семен Гольшанский уже нанес нам визит. Он согласен на элекцию[58] Зигмунда Кейстутовича. Не будет Свидригайла — Луцк сложит оружие. А тогда и с Олеско... — он прижал ноготь большого пальца к столу.
— Что, снова в топь? — недовольно посмотрел на брата русинский староста. — Сколько шляхетской знати напрасно погибло! Надо было по-другому, иначе... Я отобрал у Преслужича Рогатин, а теперь отрежем все его земли вокруг Олеско и скажем: выходи — вернем.
— Это мудро, — поспешил бургграф и тут же смутился, заметив недовольный взгляд епископа.
До Арсена долетали только обрывки фраз, мелодия то затихала, то звучала весело и громко: победил Преслужич, победили русины, там Орыся, дайте мне коня, дайте коня! Вдруг мгновенно вскочил бургграф, взмахом руки остановил музыкантов.
На пороге появился слуга и прошептал:
— Их величество...