Читаем Манускрипт с улицы Русской полностью

Со стороны Ожидова доносился шум; по дороге, по тропинкам, по полю вереницей с котомками за плечами тянулись женщины и дети в Олеско. Боярин принимал беженцев и с тревогой думал, стоит ли впускать в город всех безоружных из своих владений, ибо с каждым новым человеком уменьшался запас продовольствия. На сегодня защитники города могут прожить в осаде полгода, а замок — год, завтра же, при таком скоплении людей, будет съедено все за один день. Ивашко подозвал к себе Демка из Ожидова и уже спокойно, но решительно приказал:

— Скачи со своей хоругвью в Подлесье к Костасу Жмудскому, у него львиное сердце, это тебе вчера ночью ведьма вставила заячье, и передай ему мой приказ, что назначаю его старшим народного ополчения. Пускай собирает хоругви из Пониковец, Суходола, Подгорок, присоединяет к своим войскам опришковские ватаги и заходит со стороны Вороняков в тыл полякам. Мне ежедневно докладывать о положении дел через гонца... Погляди-ка на горизонт, скоро пойдут дожди. Может, и хорошо, что ты так храбро убежал из Ожидова, пусть там Менжик с Казимиром разбивают лагерь над высохшей Либерцией. Теперь же прочь с моих глаз.

А войска шли и шли... Расползалось стальное, грозное войско, которого до сих пор еще никто не остановил в кровавом походе, да и некому было преградить им путь, ведь Свидригайло сбежал, а Юрша заперся в своем замке, — расползалось грозное войско по полям и перелескам от западных отрогов Вороняков через Ожидов, Юшковичи, Куты — вплоть до Белой горы на востоке.

Черная равнина возле Либерции, на которой во время дождей образовалось множество узких рвов, похожих на ходы, проделанные шашелем в старом дереве, к вечеру запестрела разноцветными знаменами с гербами, белыми шатрами и палатками. Ярко одетые рыцари на конях с заплетенными в косички гривами свободно разъезжали по полю, на котором местами росла ольха; те, что понаглее, подступали к самым валам и, задирая головы, насмешливо посматривали на замок, устремившийся многогранной башней в небо и выглядевший теперь — среди моря чужого войска — игрушкой, которая вот-вот развалится, как только грянет битва.

Казимир Мазовецкий и Менжик из Дибровы не спешили. Городом они овладеют за день, замком за два, надо только хорошо подготовиться. Князья разместились в зеленом шатре на холме возле Кутов, на шпиле их шатра развевался флаг с остроклювым орлом в короне, а воины в это время мастерили туры для осады, которые безнаказанно будут маневрировать по равнине, останавливаясь в самых удобных местах. Эти навесы на колесах покрывали воловьими шкурами, которые не пробивали ядра, на помостах закрепляли пушки, подкатывали к валам тараны.

А Олеско будто вымер. За два дня осады ни город, ни замок не подавали никаких признаков жизни.

Казимир приказал поджечь опустевшие Ожидов, Юшковичи и Куты. Весь день над полем стелился черный дым, но и теперь Олеско молчал, как мертвый, и не мог знать мазовецкий князь, что, глядя на тот пожар, рыдал за валом поляк Войцех Марцинковский, старый шорник, работавший всю жизнь, чтобы построить в Кутах хороший дом для своих детей и внуков. Он смотрел из-за бойницы, как горел белый из нового теса дом на окраине села, и проклинал короля, и род его, и потомство.

Казимир выслал к воротам у арсенала лазутчиков, чтобы узнали, почему так тихо в городе, и те вернулись удивленные: подошли вплотную к железным воротам, но никто их не остановил, кричали — тоже никто не отозвался.

Польские воины жгли костры, варили мясо в котлах, а в каплице Олесского замка ежедневно отправлял богослужение отец Серапион из Плиснеского монастыря и ничего больше не просил у бога — только дождей.

Дождь все-таки пошел на четвертый день осады, в полночь, накануне штурма. Воздух, насыщенный дымом, будто не выдержал его тяжести, начался мелкий дождь с туманом, превратившийся в ливень, косыми струями поливал он землю, и не видно было ему конца — начались затяжные летние дожди, которые в мирное время проклинали олесчане.

Ивашко пал на колени перед образом Нерукотворного Спаса и горячо молился.

К утру Либерция зловеще набухла черной, торфянистого цвета водой; стало топким недавно твердое, как сталь, поле, и на нем застряли по оси колеса осадных башен. Королевские вояки впрягались вместе с лошадьми и подтягивали их к стенам, где белела опока, похожая на известняк, и тут туры застревали намертво в вязком, словно смола, белом месиве.

А дождь все лил и лил. В лагере заиграли трубачи — сигнал к наступлению. Всадники тронулись. Но кони их вязли в болоте по брюхо. Менжик и Казимир приказали отступить за сожженные Куты; воины свертывали шатры и брели по бескрайней топи, останавливаясь кучками возле кустов и деревьев, а в это время на башне Олесского замка взвился русский стяг.— золотой лев на белом полотнище.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Дружбы народов»

Собиратели трав
Собиратели трав

Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества. Преемственность человеческих чувств, преемственность любви и добра, радость земной жизни, переходящая от матери к сыну, от сына к его детям, в будущее — вот основа оптимизма писателя Анатолия Кима. Герои его проходят дорогой потерь, испытывают неустроенность и одиночество, прежде чем понять необходимость Звездного братства людей. Только став творческой личностью, познаешь чувство ответственности перед настоящим и будущим. И писатель буквально требует от всех людей пробуждения в них творческого начала. Оно присутствует в каждом из нас. Поверив в это, начинаешь постигать подлинную ценность человеческой жизни. В издание вошли избранные произведения писателя.

Анатолий Андреевич Ким

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза