Манускрипт с улицы Русской

Девицы встретили известие о мародерах радостными возгласами — какая-то часть награбленного золота достанется и им. Одно лишь озадачивало: как избавиться от гнилозубого клиента, который со вчерашнего вечера поил их всю ночь, истратил все деньги, которые у него были, и с самого утра лежит на полу пьяный и беспрерывно болтает:

— Курочки мои миленькие, ну, кто из вас первой подойдет ко мне, я же уплатил, а вы такие неучтивые... Ой, какие же вы хорошие, какие вы милые! Паршивое панское отродье, приди, погляди, как мне хорошо! Я всю жизнь находился не там, где нужно, тут было мое место, тут, тут!

Барон хлопал руками по полу, из черного рта стекала тягучая слюна, водил похотливыми глазами по оголенным бедрам проституток, причмокивал, манил пальцем, а подняться не мог. Вокруг него стояли полуголые девицы и, хмельные, хохотали, взявшись руками за бока, пальцами ног щекотали его уши и пятки. Барон пытался сесть, чтобы поймать хотя бы одну из них за ногу, и тяжело падал, повторяя:

— Ох вы, курочки мои, почему я всю жизнь не жил среди вас, тут мое место... тут... тут...

Когда до борделя дошел слух, что во Львов идут мародеры, Барон уже спал. Проститутки вмиг сообразили, как им поступить с пьяным клиентом: подсунули под него метлы и, взявшись по трое с обеих сторон, вынесли Барона из дома на задворки, куда складывали мусор, и бросили его на кучу.

Когда Барон проснулся, он увидел на небе над самой радугой несколько точек. Они падали вниз и увеличивались, приобретая форму человеческих фигур, потом увидел, что эти фигуры имеют хвосты и рога, и оцепенел от страха. Черти долетели до радуги, уцепились за нее лапами, раскачали, опрокинули дугой вниз и качались на ней, приглядываясь к куче мусора, на которой лежал пьяный Блазий.

И тут Антоха охватил ужас: он понял, что это слетелись черти за его душой, которую он продал Антипке много лет назад.

Барон собрал все свои силы, вскочил на ноги, сполз с кучи, озираясь, где выход с этих задворков, и в тот же миг услышал над головой свист и хохот. Он посмотрел вверх и увидел, как с радуги соскакивают черти и летят прямо на него. Завопил во весь голос и вдруг умолк: мохнатая лапа заткнула ему нос и рот, нечем дышать; Антох почувствовал, как на его спину упала целая куча косматых чудовищ, он свалился под их тяжестью, упал лицом в смрадную топь и испустил дух.

Лисовчики заняли Краковское предместье перед сумерками. Ворота были заперты на все запоры. На Кушнирской и Бляхарской башнях, возвышавшихся с обеих сторон Краковских ворот, стояли молчаливые и неподвижные, словно статуи, вооруженные охранники. Ежи Мнишек и Вольф Шольц приказали охране не вступать в переговоры с лисовчиками и не применять оружия до тех пор, пока из Жолквы от гетмана не вернется гонец старосты с рескриптом. Староста и бургомистр не знали, как надо себя вести с воинами, которые проливали кровь за отчизну, — как с врагами или как с героями. Чтобы обезопасить себя, они спрятались в архиепископском дворце: резиденцию главы львовского католического иерарха не посмели тронуть даже татары.

Поручик Лисовский, худощавый, низенького роста и суетливый, подбежал к воротам и заколотил саблей в ножнах по кованому железу.

— Эй вы, — крикнул он охранникам, — откройте ворота победителям, которые ради вас голов своих не щадили! Слышите вы, там, на башнях?

В ответ — тишина.

Несколько сот мародеров, к которым присоединились разбойники и головорезы предместья, стояли беспорядочной толпой в поношенных кунтушах, свитках, кожухах, сапогах и постолах, некоторые — очевидно, новички — и совсем босые. Не всем еще удалось раздобыть одежду, а может, и не хотели отягощать себя чем попало: Лисовский обещал дать воинам все самое лучшее — и одежду, и харчи из богатых львовских магазинов.

— Молчите? — возмутился поручик, размахивая саблей. — Тогда передайте вашему старосте Мнишеку, что мы согласны обойти Львов, если он отдаст то золото, которое он взял у самозванцев. Ни один из них не уплатил нам жолда! Вы слышите? Передайте ему мои слова, я буду ждать до утра. Если он не сделает этого, мы завтра сами взыщем с города контрибуцию!

Перед рассветом в халупу сапожника, рассчитанную Лисовским для ночлега, вошли двое высоких и кряжистых мужчин. Они с минуту приглядывались к поручику, будто удивляясь, что такой невзрачный на вид человек сумел собрать такую банду, и один из них негромко произнес:

— Вставайте, поручик!

Лисовский вскочил с топчана, вмиг вытащил саблю из ножен и замахнулся на великанов.

— Генерал, вашець[123], генерал я! А вы кто такие?

Проникшись уважением к бесстрашному вожаку, мужчины отступили назад, мирно сложив руки на груди.

— Мы братья Бялоскурские.

— Ну так что? Говорите, кто вы! — заорал Лисовский.

Янко с Микольцей удивленно переглянулись: поручик не знает, кто такие братья Бялоскурские. Так узнает!