Манускрипт с улицы Русской

Но когда увенчалась победой расправа Жолкевского над бунтовщиками Зебржидовского под Гудзовом и львовские патриции готовились к торжественному банкету в доме Гуттера, Кампиан прогнал из консуляторного зала магистрата обнаглевшего Барона, который пришел к бургомистру с просьбой, чтобы ему разрешили прийти на бал со своим приятелем Антипом, тайным слугой архиепископа. Кампиан страшно разозлился, расценив эту просьбу как попытку духовных властей ущемить светскую. Его давно беспокоило то, что Соликовский ведет свои дела единолично, не испрашивая согласия магистрата. Он заорал на Барона:

— А если тот Антип действительно с рогами?

— Так он же в шляпе...

— И в шляпе будет сидеть за столом?! Каждый пусть знает свое место, в том числе и ты!.. А, мерзавец, — тотчас вспомнил Кампиан, почему этого гнилозубого допускают в высокие круги. — Где разбойник? Почему он до сих пор на свободе?! Мне давай отчет, а не его эксцеленции, деньги тебе дает магистрат, а не он!

— Стараюсь, ваша милость, стараюсь... — пробормотал испуганный Барон.

— Тогда уходи и делай то, что велят! И больше не переступай порога, пока не приведешь сюда преступника... На бал к Гуттеру захотел... С Антипом... Прочь отсюда, подлый!

Уничтоженный Барон поплелся меж рыночных прилавков, у него не осталось никакой надежды найти преступника, да он его никогда и не искал. Антох теперь думал об одном: что он может еще предпринять, чтобы вернуть себе расположение кормильцев, которое ныне утратил, и, может, навсегда, и в этот момент вдруг обратил внимание на сундучок с сапожным инструментом, зажатый ногами: взгляд его невольно скользнул вверх, и он увидел знакомое лицо молчаливого клиента Лысого Мацька.

Это был сапожник Филипп Дратва, который поднял нож на предателя, и хотя не убил его, все же спас львовскую епархию от униатского превосходства: юрским владыкой стал православный епископ Тисаровский. Дратва и не думал скрываться. Долгие свои размышления о правде и неправде увенчал делом, а на большее у него не было ни сил, ни способностей, и поэтому он спокойно торговал сапожным инструментом, чтоб было на что прожить, без страха ожидая смерти — естественной или на плахе.

«После страшного скандала во дворе Гуттера и зверского насилия над бедной девицей Кампиан объявил Бялоскурских государственными преступниками и направил письменную кондуленцию венецианскому консульству, сам же пригласил в магистрат доктора Гануша, поелико советникам и бургомистру хотелось объявить того изменником. Кампиан сказал доктору, что он стал вожаком городских разбойников и в антигосударственный бунт предательски вовлек высокоуважаемого иностранца, за что оный напрасно был лишен жизни, и за это по постановлению совета доктор Гануш лишается звания члена совета Сорока мужей и должен нести повинности наравне с посполитыми, как-то: нести охрану на стенах города. Доктор Гануш с возмущением отверг это требование. Тогда советники сказали ему: если не хочет нести охрану города на стене, то его заключат в темницу. И посадили Гануша в каземат Пивоваренной башни, что напротив костела Снежной Марии, туда, где уже находился несчастный Дратва. Но бог не допустил, чтобы невинно страдал известный ароматорий-врач. В тот же день Кампиан с ужасом увидел красные пятна на своих руках и понял, что заразился проказой. Он велел вернуть доктора Гануша из темницы, но тот не захотел помочь бургомистриу и исчез из города»[109].

За доктором Ганушем захлопнулась дверь. В темнице, слабо освещенной четырьмя узкими полосками сероватого света, падавшего сквозь зарешеченное окно Пивоваренной башни, он ничего не видел.