Малый дом в Оллингтоне. Том 2

После этого не было сказано ни слова о приглашении до самого дома. Возвратясь домой, Александрина сослалась на головную боль и тотчас ушла в свою комнату. Кросби бросился в кресло перед потухающим камином и решился отделаться от всего семейства Де Курси. Что же касается жены, то она как жена должна ему повиноваться или оставить его в покое и дать ему полную свободу. Доход их состоял из тысячи двухсот фунтов стерлингов. Превосходно было бы, если бы ему удалось отделить себе шестьсот фунтов и вернуться к прежнему образу жизни. Конечно, не следовало ожидать всех удобств прежней жизни, прежнего уважения и почтения общества. Но все-таки он мог наслаждаться роскошным клубным обедом. Незанятые вечера могли бы опять принадлежать ему вместе со свободой проводить их, как вздумается. Он знал многих, кто жил врозь от своих жен. При этом Кросби вспомнил, как безобразна была Александрина весь этот вечер в своей мишурной коронке с поддельными камнями и вдобавок с насморком, от которого ее нос раскраснелся. Со времени замужества на нее напало сверх того какое-то постоянное, неприятное неряшество. Да, нельзя было скрыть – она весьма нехороша. Высказав все это самому себе, он отправился спать. Я сам склонен думать, что наказание его было достаточно жестокое.

На другое утро его жена все еще жаловалась на головную боль, так что ему пришлось завтракать одному. После твердого отказа на ее предложение пригласить брата они мало разговаривали.

– У меня голова ужасно трещит, пусть Сара принесет мне чаю и тост, если не возражаете.

Для Кросби было совершенно все равно, и он позавтракал один с таким наслаждением, как почти никогда со времени женитьбы.

Ему стало ясно, что настоящее удовольствие его жизни должно проистекать из служебных занятий. Есть люди, которым трудно жить на свете без какого-нибудь источника ежедневного комфорта, к числу таких людей принадлежал и Кросби. Он едва ли был бы в состоянии переносить жизнь, если б в ней не было страниц, на которых он мог бы остановить свой взор с удовольствием. Ему всегда нравились его занятия, и он решил теперь, что они заменят ему все прочее. Но чтобы достигнуть этого, необходимо было предоставить ему большую свободу. По принятым правилам в месте его службы секретарю вменялось в непременную обязанность получать приказания представителей и следить за исполнением. Предшественник Кросби строго соблюдал этот порядок вещей, но Кросби сделал гораздо более и возымел честолюбивые планы прибрать весь совет к рукам. Он льстил себя надеждой, что ему известны и их, и свои обязанности лучше, нежели им, и что с помощью небольшой хитрости он может управлять ими. Во всем этом не было ничего невозможного, если б не случилось скандала на Паддингтонской станции, но, как всем нам известно, главный петух на заднем дворе должен всегда господствовать. Если он один только раз выпачкает в грязи свои крылья, то хоть и будет иметь вид петуха, которого постигло несчастье, никакой другой петух уже не станет питать к нему уважения. Мистер Оптимист и мистер Буттервел очень хорошо знали, что их секретаря поколотили, и потому не могли уже доверяться такому человеку.

– А, кстати, Кросби, – сказал Буттервел, входя к нему в кабинет, вскоре после его прихода на службу, в тот самый день, когда он завтракал один, – я хочу сказать вам несколько слов. – И Буттервел вернулся и притворил дверь, которая была открыта.

Кросби недолго думал, он тотчас угадал суть предстоящего разговора.

– Знаете ли… – начал Буттервел.

– Не лучше ли вам будет присесть? – предложил Кросби, садясь сам при этих словах. Уж если быть состязанию, то он за себя постоит. В этом случае он покажет более присутствия духа, чем на платформе железной дороги. Буттервел сел и чувствовал при этом, что само движение отняло у него немного власти. Когда человек собирается сделать выговор другому, он должен находиться в своей атмосфере.

– Я не желаю придираться, – начал Буттервел.

– Надеюсь, что я не подал к тому повода, – сказал Кросби.

– Да я и не говорю этого. Но мы в совете полагаем…

– Позвольте, позвольте, Буттервел. Если вы хотите сказать что-нибудь неприятное, так уж лучше пусть оно выскажется в совете. Тогда это будет не так неприятно, уверяю вас.

– Но все, что происходит в собрании членов совета, должно иметь официальное значение.

– Это для меня все равно. Я скорей предпочту эту форму, нежели другую.

– Вот дело в чем. Мы полагаем, что вы берете на себя слишком много. Конечно, если тут и есть ошибка, то она не может служить упреком для вас, потому что это происходит от вашего усердия в делах.

– А если я не стану делать, то кто же станет? – спросил Кросби.

– Совет в состоянии исполнить все, до него касающееся. Полно, Кросби, мы много лет знаем друг друга, и я вовсе не желаю с вами ссориться. Я потому так говорю вам, что вам же будет неприятно, если дело это примет официальный вид. Господин Оптимист не имеет обыкновения сердиться, но вчера он был просто рассержен. Вам лучше выслушать меня и заниматься своим делом немного потише.