Малый дом в Оллингтоне. Том 2

Но мистрис Дейл знала, что «все это» никогда не устроится, и потому настаивала на своем. Притом же она едва ли бы осмелилась сказать дочерям, что покорилась просьбам сквайра. Разговор этот происходил в то самое время, когда сквайр вел переговоры с графом насчет приданого Лили и, конечно, ему было тяжело подобное упрямство со стороны родственников в тот момент, когда о них заботились с таким великодушием. Впрочем в ходе своих убеждений относительно Малого дома он ничего не сказал о Лили или о ее будущих видах.

Они предполагали выехать первого мая, и уже одна неделя апреля прошла. После свидания, о котором мы сейчас упомянули, сквайр не говорил мистрис Дейл ни слова по этому делу. Разъединение семейств было для него и досадно, и больно, – на отказ мистрис Дейл он смотрел не иначе, как на выражение неблагодарности. По его мнению, он исполнял свой долг в отношении к ним, исполнял более чем долг, и теперь они говорят ему, что оставляют дом его потому, собственно, что не могут более переносить тягости оказываемых им милостей. В сущности же, он не понимал их, а они не понимали его. Он был суров в своем обхождении и любил иногда проявлять свою непреклонную волю, вовсе не сознавая, что его положение хотя и давало ему все привилегии близкого и дорогого друга, но не давало, однако, власти отца или мужа. В деле предполагаемой женитьбы Бернарда он говорил так, как будто Белл должна была спросить его мнение, прежде чем откажет своему кузену. Он позволил себе сделать выговор мистрис Дейл, и этим самым нанес ее дочерям оскорбление, простить которое они находили в то время совершенно невозможным.

Впрочем, едва ли и они были более довольны нынешним порядком вещей, чем сквайр: и теперь, когда наступило время разъединения, они, не имея возможности отказаться от своей решимости, чувствовали, что поступали со сквайром жестоко. Когда у них созрела эта решимость, даже когда она только созревала, сквайр был к ним холоден и суров. Несчастье Лили смягчало его, как смягчало и одиночество, которое предстояло ему испытывать по отъезде Дейлов. Тяжело было ему такое обращение с ним в то время, когда он для всех них делал все лучшее! Они также чувствовали это, хотя и не знали, как далеко простирались услуги, которые он старался оказать им. В то время как они сидели у камина, составляя планы своего удаления, сердца их были ожесточены против него, и они решились во что бы то ни стало защищать свою независимость. Но теперь, когда наступило время действовать, они сознавали, что сетования на него уже в значительной мере утихли. Это набрасывало на все предметы грустную тень, несмотря на то они продолжали свою работу.

Кто не знает, как страшны бывают приготовления к переезду из одного дома в другой, какое является бесчисленное множество вещей и вещиц, которые требуют укладывания, упаковки, как невыразимо неприятен период упаковки, какой жалкий и неряшливый вид принимают все принадлежности дома в этом беспорядке! Сейчас люди, которые понимают свет и имеют деньги, соразмерные с такими понятиями, изучили способ избегать подобных неприятностей и поручать этот труд другим за известную плату. Оставив посуду в буфетах, книги на полках, вино в погребах, занавеси на своих местах, понимающее свет семейство отправляется недели на две в Брайтон. К концу этого времени посуда преспокойно переставится в другие буфеты, книги в другие шкафы, вино в другие погреба, занавеси повесятся на другие места, все-все приведется в надлежащий порядок. Мистрис Дейл и ее дочери не имели ни малейшего понятия об этом способе передвижения. Пригласить деревенского плотника для наполнения ящиков, которые он сам же сделал, – вот все, что знали они о посторонней помощи, кроме своих двух служанок. Каждой вещи предстояло перейти через руки того или другого члена семейства, предвидя всю трудность этой работы, они начали ее гораздо ранее, чем было необходимо, – так что при первом приступе сделалось уже очевидным, что им приведется провести скучную, тяжелую, беспокойную неделю среди ящиков и сундуков, в виду беспорядочно расставленной мебели.