ХЕРМАН. Хочешь прочесть?
РАФА. (
ХЕРМАН. Это еще что за чертовщина?
КЛАУДИО. Препод по философии очень старается нас убедить, что философия – вещь полезная. Он всегда начинает урок с того, что ставит перед нами проблему – он называет их «моральными дилеммами», а потом решает ее с точки зрения какого-нибудь философа – Платона, Гегеля – того, кто следующий по программе. Все хотят убедить нас в полезности своих предметов. Все, кроме математика. Он нас в первый день же предупредил, что математика нам ни для чего не пригодится.
ХЕРМАН. Математика важна. И философия тоже. Хотя ни математика, ни философия не дают ответа на главный вопрос.
КЛАУДИО. Какой главный вопрос?
ХЕРМАН. Толстой или Достоевский? Вот вопрос, к которому сводятся все остальные.
РАФА. (
КЛАУДИО. Мы всегда начинаем с философии. Четверть часа философии, а потом два часа математики. У меня проблемы с философией. А у математики проблемы с Рафой.
РАФА. Квадратный корень из минус единицы. Ну не врубаюсь я, и все тут!
КЛАУДИО. Это не вещественное число. Такие называются «мнимыми числами»: корень из минус пяти, корень из минус семи… Они существуют только в голове, усвоил? Но их можно складывать, умножать… записывать. С ними можно много чего делать, хотя их нету на самом деле.
РАФА. Я формулы не запоминаю. Только выучу, и они тут же испаряются.
КЛАУДИО. Их не нужно зубрить. Их нужно понимать. (
ЭСТЕР. Ты вчера поздно вернулся? Я тебя не слышала.
РАФА-ОТЕЦ. Мы заболтались. Этот Хуанг, или, как мы его зовем, Хуанито, оказался очень общительным парнем для китайца. А Риоха еще больше развязала ему язык. Говорил, что недоволен нами, что, дескать, мы его не уважаем. Поначалу держался довольно холодно – наверное, не понравилось, что Мариано сам не приехал его встречать. Не поверил, что у него грипп.
КЛАУДИО. Мне нужно найти укромное местечко, чтобы
подслушивать, оставаясь незамеченным. Если бы я только мог превратиться в муху на стене! Ладно, в муху я превратиться не могу, зато могу выходить в коридор и разглядывать акварели сколько душе угодно, навострив уши.
РАФА-ОТЕЦ. В общем, у нас возникла мысль начать работать вместе. Его не устраивает комиссия, которую ему платит фирма. Он хочет пятнадцать.
ЭСТЕР. Я не понимаю.
РАФА-ОТЕЦ. Я весь день прикидывал и так, и эдак. Почему бы не попробовать отделиться и начать работать на себя?
ЭСТЕР. Но тебе же совсем неплохо на фирме. Тебя там ценят.
РАФА-ОТЕЦ. Да, ценят, но я чувствую, что достиг потолка. Любая идея, которая приходит мне в голову, должна обязательно пройти через Мариано, а потом ему достаются все лавры.
ЭСТЕР. Ты же всегда говорил, что любишь работать в команде.
РАФА-ОТЕЦ. Ну, допустим, говорил. Но в команде, знаешь ли, одни пасуют мяч, а другие его забивают в корзину. Я слишком долго надрывался, чтобы другие клали мяч в корзину. Мы с Хуанито прикинули, какие у нас перспективы намечаются…
ЭСТЕР. Он, что, так прямо с тобой и говорил? Сам?
РАФА-ОТЕЦ. Китайцы никогда не говорят прямо. Но если я дам ему пятнадцать процентов, он будет моим человеком в Китае. Моим доверенным лицом. Доверенным - это, конечно, сильно сказано, китайцам доверять нельзя. Они же фальшивы, как никто другой. И я уверен, что он, в конце концов, выжмет из меня все двадцать. Но даже так картина выходит совсем неплохая. На сегодняшний день, на транспорт уходит не больше десяти процентов. А рабсила там обходится просто в гроши. Хуанито ткнул на улице в витрину с куклой Барби: «
ЭСТЕР. Но… вот так уйти с фирмы… Не боишься?