Мальчик за последней партой

ХЕРМАН. Неплохо. Даже очень неплохо. Если, конечно, твоя единственная цель – заставить людей смеяться над твоими персонажами. Но этой цели грош цена. Первый вопрос, который должен задать себе писатель – для кого я пишу? Вот ты для кого пишешь? Совсем не сложно вытащить на свет божий все худшее, что есть в любом из людей – чтобы потом всякие посредственности смеялись, чувствуя свое превосходство. Несложно вцепиться персонажу в глотку и преподнести его в самом комичном свете. Но рассмотреть его вблизи, без предвзятости, без заведомых обвинений – вот это трудно. Увидеть, почему он такой, что его ранит, о чем он тайком мечтает, что приводит его в отчаяние. Лишь настоящим художникам удается показать красоту людской боли.

Дает мальчику еще одну книгу. Клаудио уходит, чтобы приняться за чтение и писать дальше.

ХУАНА. Не понимаю, чего ты добиваешься.

ХЕРМАН. Хочу научить его.

ХУАНА. Чему научить?

ХЕРМАН. Литературе. А через литературу многому другому.

ХУАНА. Литература ничему не учит.

ХЕРМАН. Вот как?

ХУАНА. Вот тебе пример: «Писец Бартлби» Германа Мелвилла. Эта книга была в кармане у фаната, который убил Джона Леннона. Интересно, чему литература научила этого психа?

ХЕРМАН. У убийцы Джона Леннона была «Над пропастью во ржи».

ХУАНА. Какая разница! Главное – что литература ничему не учит. Она не делает нас лучше.

ХЕРМАН. Конечно, твои выставки воспитывают куда больше! Люди выходят с них высокообразованными – если, конечно, им удается найти выход.

ХУАНА. Нет, от моих выставок тоже мало пользы. Искусство в целом ничему не учит.

Клаудио сдает свою работу Херману. Тот читает их вместе с Хуаной.

РАФА. Не понимаю: почему здесь надо менять знак?

КЛАУДИО. Потому что ты перенес его на другую сторону от знака равенства.

РАФА. А раньше что было?

КЛАУДИО. Раньше ты не складывал. Раньше «икс» нужно было умножать.

РАФА. Как умножать?

КЛАУДИО. На три.

Рафа безнадежно смотрит на задачу. Неожиданно в комнату стремительно входит мужчина в броском спортивном костюме.

РАФА-ОТЕЦ. Ты, наверное, Карлос?

КЛАУДИО. Клаудио.

РАФА-ОТЕЦ. Молодцы, парни! Так держать! Работать в команде. Я пасую тебе, когда ты под кольцом, ты пасуешь мне, когда меня никто не опекает. Кстати, сегодня будут показывать матч «Гризли» против «Клипперс», в записи. Рафа, может, пиццу закажем? Не хочешь остаться посмотреть… Клаудио?

КЛАУДИО. Хорошо.

РАФА-ОТЕЦ. Но дело прежде всего – поняли? Делу время, потехе час. Пойду душ приму.

КЛАУДИО. И Рафа-отец уходит принимать душ, в то время как Рафа-сын возобновляет свою битву с «иксами». Их обоих зовут Рафа. Через час мы втроем – Рафа, Рафа и я - сидим на диване и едим пиццу «Четыре сезона», а «Гризли» тем временем громят «Клипперс», к вящей радости обоих Рафа. В команде «Клипперс» играет кореец, и это дает Рафе-отцу повод начать рассуждать о Китае.

РАФА-ОТЕЦ. Есть два типа китайцев…

КЛАУДИО. Он ездил в Китай в командировку на неделю, десять лет назад. С тех пор туда не возвращался, но говорит о китайцах так, будто они для него – открытая книга.

РАФА-ОТЕЦ. Худшее, что ты можешь сказать китайцу…

КЛАУДИО. На второй минуте второго периода Гасоль зарабатывает три очка, и оба Рафы теряют голову от радости. На четвертой минуте Эстер тоже садится смотреть с нами игру, но ей так и не удается заинтересовать себя происходящим на экране: на седьмой минуте она открывает двести пятнадцатый выпуск журнала «Дом и сад», и ее глаза скользят по роскошно обставленному особняку в викторианском стиле, по голландской мельнице, переделанной под жилье, по дому Кэтрин Зета-Джонс на Майорке и по многим другим домам, которых у нее самой никогда не будет. Она берет бумагу и карандаш и начинает делать набросок будущей перепланировки дома. У нее целая папка с такими эскизами, она целыми днями сидит дома, но дом ей не нравится, и она решительно настроена его переделать, хотя знает, как раздражает, когда вокруг тебя целыми днями снуют рабочие. На десятой минуте она начинает кусать карандаш, уставившись в пространство, и размышлять над вопросом всей своей жизни: куда втиснуть еще один туалет? На двенадцатой минуте Рафа-отец предлагает купить плазменный телевизор. На пятнадцатой Гасоля удаляют за пять персональных замечаний, что крайне возмущает обоих Раф: они стоя аплодируют ему, когда он покидает площадку. Он этого вполне заслуживает, его вклад в игру устрашает: тридцать очков, семь пасов и четыре овладения мячом после отскока. На шестнадцатой минуте звонит мобильник Рафы-отца. Он смотрит на часы и с большой неохотой отвечает.