Читаем Людовик XIV и его век. Часть первая полностью

Следующая история, случившаяся в свой черед, была из числа тех, что особенно рассмешили его высокопреосвященство.

В Париже жила тогда одна старая дева по имени Мари Ле Жар, мадемуазель де Гурне, которая родилась в 1655 году и которой, следовательно, было в то время лет семьдесят. Как мадемуазель де Гурне сама рассказывает в короткой заметке, где она описала свою жизнь, в возрасте девятнадцати лет, прочитав «Опыты» Монтеня, она загорелась желанием познакомиться с их автором. И потому, когда Монтень приехал в Париж, мадемуазель де Гурне тотчас отправила ему послание с изъявлением уважения, которое она питала к нему лично и к его книгам. В тот же день Монтень пришел повидаться с ней и поблагодарить ее, и с тех пор между ними установилась такая привязанность, что мадемуазель де Гурне стала называть его отцом, а он называл ее дочерью. Мадемуазель де Гурне сделалась писательницей и опубликовала книгу в стиле того времени, превзошедшую в отношении напыщенности слога все, что было написано до нее; книга эта носила заглавие «Тень мадемуазель де Гурне».

Хотя мадемуазель де Гурне и сама стала писательницей, она, тем не менее, сохранила глубочайшее восхищение перед всеми великими поэтами того времени, за исключением Малерба, которого она ненавидела, поскольку он позволил себе раскритиковать ее книгу. И потому, когда вышло в свет второе издание «Тени», она, следуя обычаю, который уже тогда был в моде, разослала экземпляры этого сочинения всем величайшим дарованиям той эпохи, в том числе и Ракану.

Когда Ракан получил любезно присланную ему книгу, рядом с ним находились его неразлучные друзья, шевалье де Бюэй и Ивранд. Польщенный этим подарком, Ракан заявил в их присутствии, что на следующий день, в три часа пополудни, он пойдет поблагодарить мадемуазель де Гурне. Это заявление не прошло мимо внимания ни шевалье де Бюэя, ни Ивранда, которые решили подшутить над Раканом.

И в самом деле, назавтра, в час дня, к дому мадемуазель де Гурне является шевалье де Бюэй и стучит в дверь. Компаньонка доброй старой девы, жившая с ней, идет открывать. Де Бюэй выражает желание повидаться с ее хозяйкой. Мадемуазель Жамен — именно так звалась компаньонка — тотчас входит в кабинет мадемуазель де Гурне, сочинявшей в эту минуту стихи, и докладывает ей, что какой-то человек просит разрешения поговорить с ней.

— Но кто этот человек? — интересуется мадемуазель де Гурне.

— Он никому, кроме вас, сударыня, не желает называть свое имя.

— А как он выглядит?

— Ну, это красавец лет тридцати — тридцати пяти, и, судя по виду, он точно из благородной семьи.

— Пусть войдет, — произносит мадемуазель де Гурне. — Мысль, которую я намеревалась найти, была прекрасна, но она еще может вернуться ко мне, а вот этот кавалер, вполне возможно, уже не вернется.

Как только она завершила свой монолог, появляется кавалер.

— Сударь, — обращается к нему старая дева, — я позволила вам войти, не спрашивая, кто вы такой, и полагаясь на благоприятный отзыв Жамен о вашей наружности; надеюсь, однако, что теперь, когда вы здесь, вы соблаговолите назвать мне ваше имя.

— Мадемуазель, — отвечает ей шевалье де Бюэй, — меня зовут Ракан.

Мадемуазель де Турне, знавшая Ракана лишь понаслышке, высказала шевалье множество любезностей, поблагодарив его за то, что он, будучи молодым и привлекательным, согласился обеспокоить себя из-за такой старой девы, как она. В ответ на это шевалье де Бюэй, отличавшийся остроумием, наговорил мадемуазель де Турне целый короб небылиц, настолько заинтересовавших ее, что она позвала Жамен и велела ей унять кошку, мяукавшую в соседней комнате. К несчастью, шевалье уже считал минуты. После разговора, продолжавшегося три четверти часа и ставшего, по словам мадемуазель де Турне, самым приятным из всех, какие ей доводилось слышать за всю ее жизнь, гость удалился, унося с собой кучу комплиментов по поводу своей учтивости и оставляя старую деву в полном восторге от него.

Такое радостное расположение духа благоприятствовало тому, чтобы вновь обрести мысль, посреди которой ее оторвали от стихотворчества и которая ускользнула, встревоженная приходом посетителя. Так что мадемуазель де Турне вновь взялась за перо, но, едва она это сделала, как Ивранд, выжидавший этот момент, проник в ее покои; затем, дойдя до святилища, где находилась мадемуазель де Турне, он отворил вторую дверь и, увидев старую деву за рабочим столом, сказал, обращаясь к ней:

— Я позволил себе войти не спросясь, мадемуазель, но с прославленным автором «Тени» не подобает обращаться, как со всеми.

— Вот комплимент, который мне нравится! — восторженно воскликнула старая дева, повернувшись к Ивранду. — Я внесу его в свою записную книжку. Ну а теперь, сударь, — продолжала она, — скажите, какая причина доставила мне честь видеть вас?

— Мадемуазель, я пришел поблагодарить вас за честь, которую вы мне оказали, подарив вашу книгу.

— Я, сударь? Я ничего вам не дарила, но то было ошибкой с моей стороны; определенно, мне следовало сделать это. Жамен, принесите одну «Тень» для этого господина.

Перейти на страницу:

Все книги серии История двух веков

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза