Людовик XIV и его век. Часть первая

После полудня совет собрался снова: на нем постановили твердо стоять на своем. Послали за генеральным прокурором и генеральными адвокатами, чтобы дать им распоряжение поддерживать власть короля. Вечером того же дня полк гвардейцев получил команду быть под ружьем; во всех кварталах столицы расставили часовых и караулы. Маршалу де Шомберу, который незадолго до этого женился на мадемуазель де Отфор, этой бывшей фаворитке королевы, так жестоко лишенной ее благоволения в то время, когда королева стала регентшей, было поручено расположить швейцарцев, и в эту ночь Париж превратился в один огромный военный лагерь; это сходство усиливалось тем, что выстрелы звучали чаще и доносились с большего пространства, чем в предыдущую ночь, и каждую минуту можно было поверить, что началась схватка.

В воскресенье волнения продолжались. Вид солдат, расположившихся на улицах, до крайности раздражал народ. Горожане завладели колокольнями трех церквей на улице Сен-Дени, где показались гвардейцы. Купеческий старшина явился в Пале-Рояль и предупредил королеву и Мазарини, что весь Париж готов взяться за оружие. На что ему ответили, что эти военные приготовления нужны лишь для того, чтобы сопроводить короля в собор Парижской Богоматери, где он намеревается возблагодарить Господа за свое счастливое выздоровление. И действительно, сразу после его проезда все войска были убраны.

На другой день король прибыл в Парламент. Уведомленный об этом решении лишь накануне, канцлер произнес длинную речь, разъясняя в ней нужды государства, необходимость того, чтобы народ доставил средства для покрытия издержек войны, посредством которой только и можно достичь прочного мира; он весьма выразительно говорил о королевской власти и пытался доказать, что основным законом государства является повиновение подданных своему государю.

Ответил ему генеральный адвокат Талон; его речь была сильной и смелой; он просил королеву вспомнить, когда она будет в своей молельне, стоя на коленях, молить Бога проявить к ней милосердие, что ее подданные тоже стояли перед ней на коленях, умоляя ее пощадить их. Он напомнил королеве, что она управляет людьми свободными, а не рабами и что у этих людей, которых беспрерывно душат налогами и разоряют и из которых новыми указами выжимают последние капли, не осталось более ничего, кроме их душ, да и то лишь потому, что эти души не могут быть проданы с молотка, подобно их имуществу, королевскими чиновниками. Он добавил, что победы и лавры, столь высоко ценимые, являются, разумеется, блистательными трофеями для королевства, но они не дают народу ни одной из тех двух вещей, каких ему недостает: хлеба и одежды.

Итогом этого заседания стало то, что король внес в Парламент пять или шесть новых указов, еще более разорительных, чем предыдущие. На другой день палаты собрались для обсуждения указов, предложенных накануне его величеством. Королева приказала палатам прислать к ней своих представителей. Палаты повиновались и отправили депутации в Пале-Рояль. Регентша резко осудила действия палат и спросила, притязает ли Парламент на то, чтобы касаться положений, которые были закреплены самим присутствием короля. В ответ представители палат заявили, что это их право и что Парламент был учрежден для того, чтобы служить народу защитой против чрезмерных требований двора. Королева вышла из себя и заявила, что она желает, чтобы все королевские указы исполнялись без внесения в них каких бы то ни было поправок.

На следующий день настал черед докладчиков Парламента, которых она вызвала к себе и приняла еще хуже, чем представителей палат, сказав им, что они нелепы в своем желании ограничить власть короля.

— Я покажу вам, — продолжала она, — что могу создавать и уничтожать любые должности, какие мне будет угодно, и, как доказательство этого, знайте, что я отстраняю вас всех от ваших обязанностей.

Но эта речь, вместо того чтобы испугать их, казалось, придала им еще больше смелости. Слова королевы одни встретили с насмешливой улыбкой, другие — перешептываясь между собой, а третьи — к тому же еще и покачивая головой; затем они удалились с поклоном, не обещавшим ничего хорошего.

«Они чувствовали, — говорит г-жа Мотвиль, — что в воздухе носятся тучи и что для двора настало ненастное время».

На другой день, вместо того чтобы подчиниться приказу королевы, они явились в полном составе в Парламент, чтобы воспрепятствовать регистрации касавшегося их указа. Париж созрел для бунта. Недоставало лишь вождя. Обратим теперь глаза в сторону Венсенской крепости, и мы увидим, как он появится.

XVI. 1648