Аббат ухаживал за г-жой дю Шатле, но эта дама, состоявшая в любовной связи с графом д’Аркуром, обращалась с Гонди, как со школяром. Не имея возможности отомстить даме, аббат решил возложить всю вину на графа и, встретившись с ним в театре, бросил ему вызов; поединок состоялся на другое утро за предместьем Сен-Марсель. В этой второй дуэли аббату повезло куда меньше, чем в первой. Граф д’Аркур, нанеся противнику удар шпагой, которая, к счастью, лишь оцарапала ему грудь, стал теснить его, затем повалил на землю и непременно одержал бы над ним верх, если бы во время этой борьбы не выронил из рук шпагу; и тогда аббат, лежавший под ним, решил перехватить повыше свою шпагу и нанести ему удар в спину; однако д’Аркур, который был старше и сильнее, так крепко сдавил противнику руку, что тому не удалось исполнить свое намерение; они боролись в таком положении, не в силах одолеть друг друга, пока д’Аркур не сказал:
— Встанем, нам не пристало тузить друг друга, как мы это делаем; вы славный малый, я питаю к вам уважение и готов сказать, что не давал вам никакого повода искать со мной ссоры.
Пришлось этим и ограничиться, а так как дело касалось чести г-жи дю Шатле, то эта дуэль не только не наделала шума, но о ней к тому же никому ничего не было известно. Так что аббат остался при сутане и двух дуэлях.
Гонди предпринял еще несколько попыток переубедить своего отца Филиппа Эмманюэля де Гонди, бывшего командующего галерным флотом, но, поскольку отец прочил сына на должность архиепископа Парижского, принадлежавшую членам его семьи, он не желал ничего слушать; так что аббат был вынужден прибегнуть к своему обычному средству и решил попытать счастья в новом поединке.
Без всякого разумного повода он затеял ссору с г-ном де Праленом. Местом дуэли они назначили Булонский лес; секундантом у Гонди был г-н де Мейанкур, а у г-на де Пралена — шевалье дю Плесси. Противники дрались на шпагах. Аббат де Гонди получил сильный удар в грудь, и в ответ нанес Пралену удар в руку; они намеревались продолжить бой, как если бы ничего не случилось, однако секунданты разняли их. Аббат привел с собой свидетелей, надеясь, что будет возбуждено судебное дело, однако против судьбы не пойдешь: расследование проведено не было, и аббат де Гонди остался при своей сутане и трех дуэлях.
Тем не менее в один прекрасный день ему показалось, что цель уже близка. Будучи в Фонтенбло, он со сворой г-на де Сувре травил оленя, и, поскольку его лошади сильно устали, ему пришлось взять почтовых, чтобы вернуться в Париж. Так как лошадь под ним оказалась получше, чем у его наставника и лакея, он первым прибыл в Жювизи и велел оседлать своим седлом лучшую лошадь, какая нашлась на конюшне смотрителя станции. Но ровно в эту минуту туда из Парижа, тоже на почтовых, прибыл некто Контенан, капитан небольшой роты королевской легкой конницы, торопившийся ехать далее не меньше аббата де Гонди. Он приказал конюху снять с лошади седло аббата и заменить тем, что принадлежало ему самому. При виде этого аббат подошел к нему и объяснил, что он уже нанял эту лошадь. Контенан, по-видимому не любивший замечаний, ответил Гонди такой увесистой пощечиной, что разбил ему лицо в кровь. Аббат тотчас обнажил шпагу. Контенан сделал то же самое, и между ними завязалась схватка; однако при втором или третьем выпаде Контенан поскользнулся, и, поскольку, пытаясь удержаться на ногах, он ударился кистью руки о какой-то острый обрубок дерева, сильная боль заставила его выпустить из рук шпагу. Вместо того чтобы воспользоваться этим обстоятельством, что не противоречило бы честности, аббат отступил на два шага и предложил Контенану поднять шпагу; тот так и сделал, но взял ее за острие и протянул Гонди рукоятку, рассыпавшись в извинениях, которые тот принял, грустно покачав при этом головой, ибо ему было понятно, что и эта дуэль не лишит его сутаны.
Несчастный аббат, не зная, что еще можно придумать, решил открыто взять себе любовницу и поручил лакею своего наставника отыскать какую-нибудь хорошенькую девушку, которую можно было бы взять на содержание. Лакей тотчас пустился на поиски и в доме какой-то жалкой булавочницы нашел четырнадцатилетнюю девушку поразительной красоты, ее племянницу. Лакей затеял торг с этой женщиной, и в итоге они сошлись на сумме в сто пятьдесят пистолей. Затем девушка была показана аббату, который одобрил сделанный лакеем выбор, после чего лакей снял небольшой дом в Исси, перевез туда племянницу булавочницы и поместил подле нее свою собственную сестру.