Лицо под чёрным капюшоном

– И в рдяновской школе есть тырнет. В рдяновскую как раз погорельцы едут – цельный вагон. Разместятся там, – не дождавшись ответа, в лёгком замешательстве сообщила старушка.

– Какие погорельцы?.. – не поняла я, думая о своём.

– В Яснотке давеча лесной пожар был, на деревню перекинулси, тридцать домов погорели.

Произнеся это довольно оптимистичным тоном, бабушка шаркающей походкой проследовала к дверям, сошла со ступенек поезда, и я увидела, как она неторопливо спускается по каменистому откосу к широкому полю, за которым далеко-далеко виднеются в розовой утренней дымке низенькие деревянные домики.

Глава двадцатая

Вагон опустел, и сердце сжалось в горьком унынии. Обхватив себя руками, я прильнула к окну, провожая попутчицу тоскливым взглядом. Закинув узел на спину, та брела к старой больной матери, и у неё была своя собственная беда. Но в этой беде всё было ясно и просто. В чём она заключается и что делать, чтобы её отвести. А моя запутанная ситуация пугала своей необъяснимостью… Спина старушки всё удалялась, а вместе с ней удалялся ореол других, печальных, но известных обстоятельств чужой нормальной и понятной жизни.

Постепенно меня начало накрывать болезненное чувство приближения опасности. Сонная пустота вагона, стук колёс, нарушающий безмолвие, и подкрадывающийся изо всех углов страх заставил забраться на сиденье с ногами, прижать колени к худому подбородку и съёжиться ещё сильнее, будто стараясь превратиться в неуловимое ничто.

«Шангина Валентина Александровна. Рост 162, вес 49. День рождения – 23 ноября…» Кому нужна эта информация?.. Кто так тщательно собирал её?..

Забившись в угол, как испуганный мышонок, я какое-то время сидела в гнетущей тишине, всё отчётливее ощущая давление стен и потолка.

Остро захотелось к живым людям, к тем, кто не знает моего имени, не следит за мной и не хочет зарезать ночью огромным кухонным ножом. Затеряться в их толпе и отдохнуть своим больным, истерзанным мозгом… И спастись от крадущегося по пятам кошмара хоть на время.

Присоединюсь, пожалуй, к погорельцам. Иначе от веющего мертвечиной здешнего покоя можно сойти с ума.

Я поднялась. Медленно стянула с сиденья сумку, взялась за ручку чемодана и, громыхая колёсами, повезла его к тамбуру, ведущему в соседний вагон.

И, сделав всего несколько шагов из царства немоты, внезапно очутилась в шумном и тесном помещении, переполненном настолько, что яблоку негде было упасть! И на сиденьях, и даже на полу, тесно прижавшись друг к другу, расположились люди, много людей, непрерывно говорящих, не слишком приятно пахнущих, разложивших в проходе бесчисленные узлы, тюки и мешки.

В глубоком изумлении я начала озираться по сторонам, куда бы приткнуться со своим чемоданом. Наконец, какой-то мужичок, жующий сморщенное яблоко, нехотя подвинулся, и я примостилась рядом на краешке скамейки и принялась осматривать публику, среди которой нечаянно оказалась.

Да, вагон был битком набит несчастными погорельцами! С первого взгляда было ясно, что все они принадлежат к одной человеческой категории, к единой касте. Их роднила и одежда – скромная и невзрачная, и выражения лиц – печальные, отрешённые, задумчивые…

– Перекличка! – вдруг, перебив мои наблюдения, громко крикнула выскочившая невесть откуда на середину вагона высокая бритоголовая тётка с румянцем во все щёки.

От этого возгласа все встрепенулись и вытянули шеи, напряжённо вслушиваясь.

Я не особо вслушивалась. Я просто находилась среди них, постепенно отпуская страх. Он словно отделился от моего тела и полетел по вагону, растворяясь до крошечного пятнышка. Погорельцы, вцепившиеся в свои мешки, не представляли никакой опасности, их присутствие успокаивало меня и согревало от внутреннего холода. Сидящий напротив взъерошенный парень с родимым пятном на лбу улыбнулся и подмигнул. И я с трудом разжала губы, создавая улыбку, сначала вымученную, а потом уже естественную, тихую и мягкую. Я возвращалась в себя, и холод сменился на слабое тепло.

Звенела быстрая череда фамилий, и после каждой слышался ответ – крепким молодым голосом, или сухим старым, или усталым, или резким… Под потолок вагона летело одно только слово «Здесь!» Я представила себе, что они стоят в строю, все эти погорельцы, и сейчас их рассчитают на первый и второй.

Парень с пятном, похожим на каплю коричневой краски, отозвался на фамилию «Рябинин» и опять улыбнулся.

– Выходим через одну остановку! – авторитетно объявила тётка и широко зашагала вглубь вагона.

Моя фамилия, разумеется, осталась неназванной, и я, внедрившись в их стаю, точно лазутчик, сидела, изредка ощущая на себе ползающие, как мухи по лицу, взгляды.

Погорельцы время от времени подозрительно посматривали в мою сторону, словно вот-вот собираясь разоблачить, шептались меж собой и недоумённо пожимали плечами.