Лицо под чёрным капюшоном

– Что именно? – спросил он коротко.

– Н… наследство… – пролепетала я.

– Наследство? – Это слово выстрелило из него, как пуля из пистолета.

Я всей кожей ощутила, как обстановка в тесной кухне мгновенно накалилась, и приготовилась к самому худшему.

Макс встал с табурета, неторопливо подошёл ко мне. Присел передо мной на корточки, взял мои ладони в свои и доверительно заглянул в глаза.

– Ленок, – начал он осторожно, – если ты в очередной раз хочешь обмусолить эту тему, то я тебе напомню, что мы уже всё решили, не так ли? У меня долги по бизнесу, в него надо вкладывать и вкладывать, а ещё дом… Но это ведь уже наше общее имущество и наше общее дело! У нас всё будет общее! И мы будем тратить не только на это. Ведь мы сможем позволить себе и путешествия, и яркие наряды, и вкусную еду… Разве не так? Мы же будем одной семьёй, одним целым… Понимаешь, эти деньги… – Голос его был тих и ласков, но слова отзывались во мне многоступенчатой болью, которая ползла сверху вниз, захватывая по очереди каждый орган.

Красавец-жених, произнося свою убедительную речь, ещё не знал самого главного.

– Макс, – перебила я, не дослушав. – Я не Лена.

Глава двенадцатая

Макс замер на месте. Потом нахмурился, и в глазах его появилась ледяная стынь. Очень давно в одной книге мне встретилось это выражение, и сейчас я почему-то его вспомнила.

– Что?! – Вопрос прозвучал будто пущенный с размаху камень. Исказившийся голос любимого обездвижил меня. Я испугалась, что он меня ударит, как однажды злой мальчишка в детском саду, когда я никак не могла запомнить правила какой-то игры.

– Тупая идиотка! – орал тот, дубася кулаками по моей худющей спине…

Ужасные воспоминания накатили, выскочили, как из запретного ящика, который строго-настрого нельзя было открывать. И я, как в детстве, сжалась, съёжилась, словно вновь ожидая болезненных тумаков.

Макс медленно выпустил мои ладони из своих. Пружинисто поднялся. Его лицо почернело, как предгрозовое небо.

– Это что, розыгрыш? Вздумала меня дурачить?! Отвечай!

Я попятилась от него, заморгала, задрожала, залепетала что-то несвязное и начала впадать в то самое полуобморочное, полубессознательное состояние панического страха, которого так боялись учителя и опекуны.

Максим изумлённо уставился на меня.

– Девочка моя… – произнёс он вкрадчиво, как лис.

Тон его изменился, стал мягче, уступчивее; видимо, он понял, что загнал меня в предельно допустимый режим. Однако внезапное превращение нежного влюблённого в разъярённого зверя и обратно было таким резким, что я по-прежнему не могла произнести ни звука и молчала, вжавшись в стену и заслонив лицо руками.

– Ну что ты зажалась, как мышонок…

Макс подошёл вплотную. Отвёл дрожащие руки от лица, и я вплыла в тёплые желанные объятия. Он обнял меня, нежно привлёк к себе, погладил по растрёпанным волосам… С трудом возвращаясь в реальность, я всё ещё коротко вздрагивала. Он терпеливо ждал, когда приступ пройдёт, нежно касаясь губами волос, щеки, виска… Шепча на ушко «ну-ну, солнышко, всё будет хорошо», успокаивал, как врач. Так мы стояли довольно долго, и, наконец, я открылась ему, всхлипывая и вытирая капающие из глаз слёзы.

– Что же это такое, милая? – нашёптывал Макс, ласково дуя мне в ухо. – Расскажи мне всё, не бойся! Ты не Лена? А кто же ты?

Он бережно подвёл меня к столу и усадил на стул, неспешно достал из навесного шкафчика две синие чашки, налил ароматного чаю.

– Давай посидим и откровенно поговорим, дорогая.

Я отодвинулась на краешек стула, отхлебнула глоток горячего чая с жасминовым вкусом, а он извлёк из кармана джинсов мятую сигаретную пачку «Ласковый берег», вытянул одну сигарету и закурил, внимательно глядя на меня. Потом сел рядом, положил руку на моё плечо и спокойно произнёс:

– Я слушаю.

И я начала говорить. Еле слышно, несмело, запинаясь на каждом слове, отчаянно боясь, что он вот-вот уберёт руку с моего плеча, и мой хрупкий мир рухнет… Голос не подчинялся мне. Он то звенел от волнения и страха, то понижался до невнятного шёпота, то вообще застревал в горле.

Перескакивая с одного на другое, то забегая вперёд, то возвращаясь назад, я изложила Максу всё, начиная с пропажи красной папки в офисе и заканчивая встречей в аэропорту с Денисом. Не забыла упомянуть и о своём психическом нездоровье – он должен знать всё… Мне было одновременно страшно и тягостно – жуткое состояние!.. В результате рассказ получился путаным и бессвязным; до самой последней фразы я так и не собралась с духом, заикалась и мямлила, время от времени выуживая пропадающий голос из глубины горла. Но Максим всё слышал, всё понимал. Он то замирал с сигаретой у рта, так, что пепел падал мимо пепельницы, то делал запоздалую судорожную затяжку. По мере приближения к окончанию повествования меня вновь начало потряхивать от того, что время кончается, и скоро Макс вынесет свой приговор относительно моей судьбы.

Наконец, сумбурная история была окончена, и Макс, схватившись за голову, тяжко выдохнул:

– Уф-ф…