Лицей 2021. Пятый выпуск

Первый памперс запомню, наверное, навсегда. Я поняла в какой-то момент, что если я в этой системе, то хватит выбирать себе самые сладкие кусочки. Подошла к санитарке Оле и попросила научить. Тем более, пока обходила пациентов с термометром, пара больных попросила о помощи. «Значит, переворачиваешь к дальнему краю кровати пациента, находишь застёжку, потом вторую. Вот так вынимаешь из-под больного памперс, сворачиваешь. Не забудь сразу пакет под мусор с собой взять. Проверяешь чистоту простыни — если надо поменять, я покажу как. Потом влажными салфетками моешь пациента. Заводишь свежий памперс под ягодицы, снова застёжки с двух сторон. Всё, готово». На словах всё очень просто и даже изящно. Кое-как справилась. Вышли из палаты. Оля поздравила: «О, тебя даже не стошнило! Молодчина!» — «Оль, я просто не завтракала». — «Вот и не завтракай ещё пару недель (смеётся), потом можно, привыкнешь». Оля была права, я привыкла. И действительно, когда в реанимации попросили со всего отделения слить и записать мочу, я не то что не морщилась, а даже не поняла, почему волонтёр-новичок Матвей попросил меня: «А можно я за тебя лучше всё отделение вымою?» Он же потом предложил мне сделку: я в «его» блоке замываю кровать после умершего, а он моет целый «мой» блок со стенами и потолком. Вначале «продавала» легко, потом торговалась: «Ты их ещё обедом накормишь всех, тогда соглашусь». Где-то через месяц торговых отношений Матвей, видимо, созрел и попросил научить его менять памперсы вначале, а потом в курилке шёпотом спросил: «А можно я умершего за руку потрогаю? Вдруг не страшно?» На следующей смене коснулся своим пальцем в перчатке пальца умершего и внезапно спокойно замыл за ним кровать. Торговые отношения между нами закончились. Мыли, сливали, меняли и кормили с тех пор вместе.

Ещё зимой я не могла бы представить себе и в страшном сне, что буду трогать гениталии незнакомого мужчины за шестьдесят. В итоге потрогала, даже помыла. Не снятся в кошмарах. Ковид оказал странное влияние на психику — многое ранее неприемлемое, стыдное, ужасное или противное стало обычным и привычным. Одно осталось прежним — я, как и раньше, ненавижу смерть. Только теперь это стало какой-то личной вендеттой: «Ты у меня забрала Иванова, а вот я теперь не отдам тебе Петрову, подавись!»

Снимите корону

Многим пациентам тяжело смириться с вынужденной беспомощностью. Кто-то принимает помощь легко, понимая, что состояние временное, это пройдёт, появятся силы, а вместе с ними вернутся навыки самообслуживания. Вот Светлана Игоревна — она уже может спустить ноги с кровати, но до туалета дойти не может, поэтому носит памперс. Просто, но вежливо она сообщает мне:

— Знаете, мне нужно поменять памперс. Вы сами сможете или позовёте санитарку?

Конечно, смогу, я уже привыкла. Она привычно поворачивает к стенке, когда нужно, и перекатывается с боку на бок, когда я её об этом прошу.

— Влажные салфетки на подоконнике, протрите меня, пожалуйста.

Учительница математики на пенсии понимает, что без помощи ей не обойтись, знает, что мы её можем оказать, поэтому спокойно просит о ней и спокойно принимает. Волонтёрам с ней легко.

А вот Николай Петрович — о нём рассказывает волонтёрка Юля.

— Это вы меня брить будете? Вы вообще брить умеете? Полгода, как бреете людей? Ну ладно, так и быть. Что, ноги собираетесь мне влажными салфетками помыть? Обо мне вообще в Википедии статья есть!

Кажется, право ухаживать за такими пациентами нужно заработать, а ещё показать диплом — вот диплом, что я умею брить, вот сертификат по смене памперсов, а это документ, подтверждающий, что я могу помыть пенкой и влажными салфетками пациента. Стопроцентное квалификационное соответствие.

Прихожу к пациенту — его накануне перевели из реанимации, у него очень музыкальное имя — Мамед Ахмедович. На кровати лежит ещё не старый мужчина с колючим взглядом. Предлагаю разные волонтёрские услуги — связь с родственниками, зарядить телефон, налить воды, заварить чай. Говорит, что родственников нет, звонить некому. Соглашается на воду, дважды не нравится её температура: то слишком горячая — «обожгусь», потом слишком холодная — «простужусь». Наконец угодила. Предлагаю его побрить, тут он почему-то сердится.

— Это ты меня брить будешь? Девчонка? Да что обо мне люди скажут?

— Да какие люди? Тут, кроме вас и меня, никого нет.

— Люди везде есть, люди всё узнают. Мне авторитет дороже.

— Хорошо, а если я позову Лёню?

— Лёню можно.

Позвала, Лёня побрил, а потом, уже в коридоре, объяснил мне значение многочисленных татуировок на пальцах нашего пациента.

— Ты видела, у него на пальце наколота корона?

— Конечно, ещё думала сказать, что «набили корону — подхватили „корону“». Почему-то промолчала.

— Правильно сделала. Это вор в законе, оттуда и корона, и отсутствие родственников. А «люди» его — это не просто люди, это другие воры.

С тех пор я его палату обходила стороной. А пациента мы прозвали между собой «дважды коронованным».

Земляк