Лицей 2021. Пятый выпуск

— Меня назвали в честь неё.

Её сознание немного прояснилось.

— Вы же больше не будете снимать с себя приборы? — осторожно интересуюсь я.

— Я устала, — уже внятно и отчётливо повторяет она, — устала от всех этих трубок и проводов… Но я потерплю, — обещает она.

Нора Эдуардовна пробудет в реанимации ещё почти неделю, оставаясь в сознании и не поддаваясь болезни. Через несколько дней будет пробовать есть самостоятельно и пить из кружки-непроливайки. Мы даже немного поговорим о норвежской драматургии, а потом её вернут в линейку, где она полностью поправится и выпишется домой.

Стакан воды

На койке один-один — мужчина лет семидесяти. На лице маска неинвазивной вентиляции, он не интубирован. Пока я прибираю у него на тумбочке, он протягивает руку: «Очень пить хочется, принесите воды!» С разрешения старшей сестры приношу ему воду в непроливайке. Наполняю до половины, боюсь, что слабые руки не удержат больше. Выпивает и робко спрашивает: «А можно ещё?» В ту смену каждый раз, проходя мимо его палаты, спрашиваю, нужна ли ещё вода, хочет ли он есть и не нужно ли поправить одеяло. В тяжёлой и давящей атмосфере реанимации разговаривающий пациент — это отдушина для сотрудников. Вечером захожу к нему ещё раз, рассказываю, что завтра у меня выходной, но вместо меня будет дежурить прекрасная девушка Оля, и ему с ней будет так же хорошо и комфортно. Встречаю Олю в кабинете волонтёров и прошу хорошо ухаживать за Один-Один и следить, чтобы всегда была питьевая вода. Увы, его имени я не запомнила, только койку. Уезжаю домой и весь выходной возвращаюсь мыслями к нему. Утром тороплюсь в больницу по залитой летним солнцем Москве. На проходной стоят ставшие уже родными волонтёры — обмениваются новостями, передают просьбы пациентов и назначения врачей, пьют кофе, курят и смеются.

— Привет ковиднутым! — вытаскиваю наушники из ушей и здороваюсь с волонтёрами привычным жестом — вместо пожимания рук мы вытягиваем ногу и стукаемся лодыжками друг с другом, словно парни с городских окраин в сорокаградусный мороз.

— Ты в девятый?

— Да, сейчас туда, а после обеда в хирургию, там с выписками надо помочь. Оль, как там мой Один-Один?

— Не знаю, за кого ты просила, на один-один — пациент заинтубированный, на зонде и подключичке.

— Странно… Вчера там был бодренький дедушка в сознании.

— Раз бодренький, наверное, перевели в отделение, а туда положили тяжёлого, — предполагает, вмешавшись в наш разговор, волонтёр Саша. — Я с Олей вчера дежурил, бодренький только Два-Четыре, Жуков наш. Я его вчера побрил и постриг.

— Действительно, наверное, перевели, — соглашаюсь.

Расходимся по корпусам, оттуда в санпропускник и каждый в своё отделение. Ещё у лифта меня встречает старшая сестра из хирургии Ирина Валерьевна и отправляет с поручением в другой корпус. Приношу им в отделение упаковку лекарства, спускаюсь в реанимацию — тут же нужно отнести анализы пациентов в лабораторию. Затем срочно помочь перестелить и замыть кровать после умершего под следующего пациента. Наконец есть свободная минутка. Захожу в первую палату, напервой койке лежит «мой» дедушка, весь в трубках. А ведь мы разговаривали меньше сорока восьми часов назад. Уходя со смены, вижу его показатели — ему намного хуже, чем утром.

— Оль, ты ведь завтра в девятом?

— Да, а что там нужно?

— Да ничего… Отдай мне смену, я за Один-Один волнуюсь! Это он был тогда живчиком, а сейчас совсем плох.

— Хорошо. Забирай, я на бумажках посижу.

Утром койка один-один встречает меня хрусткой белизной свежезаправленной кровати. Вокруг всё сухо — её вымыли много часов назад.

Лев и его Роза

ПИТы не делятся на мужские и женские, здесь царство всеобщего равенства. В седьмом блоке лежит пара — муж и жена, им обоим за восемьдесят, у них красивые и подходящие имена: Лев Исаакович и Роза Давидовна, и сами такие красивые, словно сошли с картины. У Льва Исааковича — густая шапка абсолютно седых волос, у Розы Давидовны — белоснежная пышная коса. Когда я убираюсь у них в палате и отодвигаю по очереди каждую из кроватей, чтобы протереть её и панель с приборами за ней, они просят подвинуть кровати ближе к друг другу, чтобы подержаться за руки. Удивительно трогательная пара.

— Розочка, я попробовал чай. Пей спокойно, ты не обожжёшься, он не горячий.

— Лёвушка, тебе понравилось второе? Это же твоя любимая гречка. Хочешь, отдам тебе свою порцию?

Конечно, по правилам, едва помыв за кроватями, я должна их раздвинуть обратно, но обычно ухожу убирать другой бокс и только потом возвращаюсь и отодвигаю кровати к разным стенкам.

День ото дня они слабеют, почти синхронно. Отказываются от еды, потом нет сил пить, не разговаривают между собой и с нами. Трубок всё больше. Но всё равно при уборке мы придвигаем их к друг другу и кладём его руку поверх её. Они интубированы, они без сознания, но их руки вместе. Одна на другой.