Литерный на Голгофу. Последние дни царской семьи

Весь следующий день пароход, шлепая плицами, плыл по Тоболу. Когда он проплывал мимо деревень, на берегу всегда стояли люди. Очевидно, в деревнях знали, кого везли на пароходе под охраной латышских стрелков, и надеялись увидеть если не Наследника, то хотя бы одну из великих княжон. А однажды по берегу на лошади скакал мальчик, размахивая белым платком. Его темная рубашка была расстегнута, светлые волосы всклокочены, но лицо озаряла сияющая улыбка. Мальчика заметила Ольга, и все сестры сразу кинулись к окну, которое тут же попытался заслонить широкой спиной охранник. Но отважного всадника все равно было видно, и девушки не отрываясь смотрели на него. Неизвестно, как долго он бы скакал за пароходом, если бы Родионов не дал команду выстрелить из винтовки в воздух. Улыбка тут же исчезла с лица мальчика, он испуганно завернул коня и ускакал в поле, подальше от опасного парохода.

Поздним вечером снова остановились на пустынном берегу, и комиссар опять разрешил девушкам немного погулять по палубе. На этот раз желание вырваться на волю переполняло их еще больше, чем вчера. Глядя на проступающие на небе звезды, Ольга вдруг неожиданно продекламировала Лермонтова:

В небесах торжественно и чудно.
Спит земля в сиянье голубом.
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего, жалею ли о чем?

Анастасия отвернулась, чтобы охранники не увидели появившиеся в ее глазах слезы. А Татьяна сказала по-французски, чтобы ее не поняли латыши: «Лермонтов может удивительно тонко выразить человеческие чувства». Ольга добавила:

– Он умер так рано.

Дышать свежим воздухом сразу расхотелось, и девушки попросили у комиссара разрешения навестить Алексея. Родионов разрешил. Алексей выглядел утомленным. Днем он попытался встать с постели, но сделал это неловко, и болезнь мгновенно напомнила о себе. Все тело, начиная от колена, пронзила боль, он охнул и вытянулся на постели. Ему всегда было неудобно чувствовать себя больным. Алексей не любил, когда за ним ухаживали и делали какие-то исключения. Поэтому, когда мог, старался не показывать свою боль. Но сестрам он был всегда рад. Он знал, что они любят его, и отвечал им тем же.

– Ну что, маленький? – спросила Татьяна, сразу заметившая болезненную усталость на лице Алексея.

– У меня все хорошо, – ответил Алексей. – Только очень хочу увидеть папу.

– Осталось совсем немного, – сказала Татьяна, присев к нему на постель и погладив его по волосам. – Мы тоже только и ждем этого.

Алексей с благодарностью смотрел на сестру. Лишенный из-за болезни многих детских радостей, особенно игр со сверстниками, он вырос в кругу своих сестер. У него и игры были не такие, как у сверстников. Вместо того чтобы бегать по полянам, размахивая деревянной саблей, или скакать на воображаемом коне, он участвовал в спектаклях, которые ставили сестры у себя дома, разучивал роли, но больше всего любил игру в прятки. В Александровском дворце Царского Села было много мест, где дети могли спрятаться. За играми всегда наблюдала мать. Чаще всего она сидела посреди комнаты с вязаньем в руках и делала вид, что не замечает детей. Они бегали мимо нее, громко крича, иногда споря друг с другом, но она никогда не вмешивалась в их разбирательства. Ее сердце переполняло счастье, когда она слышала звонкие, задорные голоса детей. Ей так хотелось, чтобы эти радостные голоса, не смолкая, звучали в комнатах Александровского дворца с утра до вечера. И дети были благодарны ей за это. Сейчас, глядя на сестер, Алексей невольно вспоминал мать.

В открытой двери каюты снова выросла зловещая фигура комиссара Родионова. Он ни на минуту не давал забыть о себе. Сестры поняли, что пора уходить. Татьяна поцеловала Алексея в лоб и встала. Первой из каюты вышла Ольга. За ней молча проследовала Татьяна. Анастасия, меньше других умевшая скрывать свои чувства, демонстративно остановилась на пороге, смерила Родионова с ног до головы прищуренным взглядом и гордо прошла мимо. Родионов в ответ лишь зло оскалился, подумав о том, что совсем скоро этой девичьей спеси придет конец.

В эту ночь девушки почти не спали. Два раза дверь каюты приоткрывалась, и в ее проеме показывалась нечесаная голова Родионова. Он шарил маленькими колючими глазами по постелям, проверяя, все ли поднадзорные находятся на своих местах. Девушкам казалось, что в эту ночь комиссар был пьян, и они боялись, что он, куражась, может поднять их и начать обыск. Не для того, чтобы что-то найти, а получить удовольствие от их испуга. Комиссар, не скрывая, упивался своей властью. Ведь еще недавно он присягал на верность Царю и Отечеству, а теперь от его воли зависит положение царских детей. Как тут не проявить ее, не показать власть над наследниками престола? Родионов уходил, а девушки, затаив дыхание, слушали его удаляющиеся шаги и боялись, что он неожиданно появится снова.