Литература как жизнь. Том I

В библиотеке Шведской Академии видел я исчирканные рецензентами книги, в своё время выдвинутые на премию, и чуть ли не на каждой странице: «Какой это идеалист?!». Вопреки мнению рецензентов и Завещанию Нобеля, Нобелевский Комитет исходил из нелитературных соображений. Не все упреки в адрес Нобелевского Комитета справедливы. Почему премии не присудили ни Толстому, ни Чехову? Где среди лауреатов Пруст и Джойс? Толстой – особый случай, но когда будущий лауреат, начинающий Эрнест Хэмингуэй, стал читать русских, как называли Тургенева, Толстого, Достоевского и Чехова, никого из них уже не было в живых. Пруст и Джойс в своё время занимали не то место на литературном небосводе, какое они занимают сегодня. Пруста с почетом хоронили, читали его немногие, о Джойсе разве что слышали. А Нобелевский Комитет ещё старался судить по степени международного интереса к живущим и широко читаемым писателям, хотя, конечно, как во всяком литературном судилище, политическая пристрастность сказывалась.

Ярчайший пример – неприсуждение премии Ибсену, который создал современную драматургию и поставил все современные проблемы, но – безбожник. С другой стороны, присуждение премии Киплингу: образцовый писатель, но как же ему премию идеалистическую дали, если у него идея империалистическая? Ведь Нобель замаливал грехи после того, как подорвал мир динамитом. Однако, не считаясь с его волей, наградили того, кто воспевал (прекрасно!) мерную поступь солдатских сапог. Еще один насильственный лауреат – Томас Стернз Элиот или, как его называли, Т.С.Э. Воспитанник новых гуманистов, ставший их сторонником. В библиотеке Шведской Академии удалось мне прочесть «Поклоняясь чужим богам», книгу Элиота, которую он сам изъял из обращения. Ещё бы! Призыв к установлению культурно-национального порядка. «Скажите – фашизма», – уточнил знавший книгу американец. На экземпляре Нобелевского Комитета живого места не осталось от возмущенных помет рецензента: «Хорош идеалист!» А премию дали и этому не-идеалисту.

Даже кандидатам достойным премию присуждали или не присуждали, исходя из политической конъюнктуры. Ещё в 40-х годах английский поклонник русской литературы Морис Боура предлагал присудить премию Борису Пастернаку, но отношения с нами всё же поддерживались, и премии не давали. Премию дали Пастернаку не раньше, чем отношения с нами было решено испортить. Когда же отношения с нами надо было улучшить, Сноу, владевший международными мнениями, встал за Шолохова.

Выполняя поручение наших специалистов, я в беседе с Остерлингом спросил, почему же не дали премию Толстому. «О Толстом подумали в первую очередь!» – ответил Остерлинг и объяснил: «Ведь Толстой тогда осуждал свое творчество и мог отказаться от премии литературной. Премия была молода, опасались, что отказ Толстого поколеблет нашу едва установившуюся репутацию». Согласился Толстой принять премию как борец за мир и собрался ехать в Стокгольм. Но отправиться хотел без жены, с Чертковым, Софья Андреевна его не отпускала. От М. А. Мясищевой-Спендиаровой, внучки композитора, которая была вхожа в дом Толстых (и в Дом Романовых), я услышал: семейное окружение считало, что близость писателя с виднейшим из его последователей не только духовная. Об этом есть в дневниках С. А. Толстой, опубликованных в 1920-х годах. В издании 1970-х годов упрёки были исключены, и насколько я знаю, никто основательно проблемы не касался. «Да, подозрения были», – в ответ на мой вопрос подтвердила Л. Д. Громова-Опульская, человек своего времени, выдающийся знаток, знала факты и умела вести себя так, словно тех же фактов не существует.

«Советскими эмигрантами, в том числе, Александром Солженицыным и Жоресом Медведевым, было высказано предположение, что “Тихий Дон”, в значительной мере, является плагиатом казачьего писателя Федора Крюкова».

Литературная энциклопедия Издательства Мерриан-Вебстер, 1995.

Шолохов ли написал «Тихий Дон»? Вопрос вроде «шекспировского». А кто написал Шекспира? Вопрос старый, однако не устаревший, если отвечать на него по-новому. Шекспира написал Шекспир, ни один шекспировед сегодня не сомневается, однако никто из шекспироведов не повторит традиционного ответа: взял и написал, посетило вдохновение – излил на бумагу. Это устаревшее, лишенное историзма, представление об индивидуальном творчестве разве что донашивала Айн Рэнд: её ходульные персонажи в подражание «Единственному» Штирнера будто бы создают все исключительно сами. Нет, чтобы вдохновение посетило и взялся за перо, еще много чего должно произойти, прежде чем кто-то напишет что бы то ни было. Творец не творит, а творится, так можно обозначить современный подход. Из всех пьес Шекспира нет ни одной на его собственный сюжет, большинство – переделки, состоят из заимствований.