Лихое время. «Жизнь за Царя»

Послушники, коим нынче выпал урок подносить еду и мыть посуду, со всех ног кинулись под благословление настоятеля и, получив оное, подходили под руку к Авраамию. Келарь, поначалу растерявшийся, вспомнил, что он, старец Троице-Сергиевой лавры, имеет сан иеромонаха и, стало быть, вправе благословлять.

Помолившись, игумен усадил келаря за стол. Еще раз посмотрев на старца, покачал головой.

— Пост нынче Великий, но для больных можно уступку сделать, — сказал настоятель, а когда перед ним вырос послушник, кивнул: — Принеси брату Авраамию то, что для болящих сготовлено.

Через мгновение были поставлены глиняные миски с просяной кашей: для настоятеля — из цельных зерен, с каплей льняного масла, а для Палицына — из мелко намолотых, с кусочками рыбы. Благословив трапезу и отдельно краюху хлеба, отец игумен принялся есть — не жадно, но обстоятельно, как вкушают люди, успевшие поработать.

Авраамий поначалу ел неохотно, через силу. Старец мучился зубной болью — возраст, да шестнадцать месяцев осады даром не прошли. Но каша была вкусной, а рыба нежной, что и жевать не надо. Когда миски опустели, послушник принес две большие кружки. Ту, что с квасом — для игумена, а для болящего — медовый узвар с яблоками и травами. Откушав и возблагодарив Господа, игумен с удовлетворением посмотрел на Палицына:

— Вроде стал получше… Пойдем-ка, брат Авраамий, будем о делах говорить.

К удивлению келаря, настоятель повел его к Благовещенской церкви, над Святыми воротами. Выйдя на смотровую площадку, с которой был хорошо виден не только остров, но и залив, недавно вскрывшийся от льда, отец Иринарх озабоченно спросил:

— Ты, брат Авраамий, воевать-то еще не разучился?

— Так, даже и не знаю… — недоуменно пожал Палицын плечами. — Стар вроде бы…

— Ну, с шестопером али с пищалью тебе быть не надобно. Крепость Соловецкую сумеешь отстоять, как Лавру отстаивал? Обитель наша у свеев — кость в горле. Скоро пожалуют.

— Ну, это еще не скоро, — с сомнением посмотрел Авраамий на огромные льдины, плывущие по заливу. — Раньше июня и ждать не стоит.

— Раньше придут! — уверенно сказал настоятель. — Они, как Кольские да Сумские волости захватили, на зиму остались. Рыбаки вчера меж льдин проскочили, говорят — пять кораблей стоят, к отправке готовы. От Колы до Соловков — полдня. Потому нужен мне осадный начальник. Вначале хотел кого-нибудь из воевод поставить. Может, Лихарева. Или Мансурова. Но нету у них опыта твоего. А еще потому хочу, чтобы ты оборону на себя взял, что слышали о тебе многие. У меня ж тут и стрельцы, и поморы, кто с Михайло-Архангельского городка ушел. Знают, как ты Лавру отстаивал. Сколько в осаде-то сидели? Год?

— Больше. Шестнадцать месяцев. Я, отче, каждый день по минуточке помню…

— Вишь, шестнадцать месяцев, — непонятно чему обрадовался игумен. — И мы, Бог даст, столько же просидим, не меньше. Ну а там видно будет…

— Если припасы есть, люди да оружие, можно и дольше, — уверенно сказал Авраамий, оглядывая монастырь уже другим взглядом.

То, что он увидел, понравилось воину-монаху. Крепость с пятью круглыми башнями по углам и еще одна, четвероголая, посередине стены. Стены — широкие, не меньше трех саженей. Есть где стоять и куда камни с бревнами складывать… А в высоту не ниже, чем Троице-Сергиева лавра.

Настоятель, проводив взглядом взор Авраамия, улыбнулся:

— Муки, крупы — года на два хватит, если не беречь. А беречь — так на все четыре. Опять-таки рыбу ловить можно. Соли столько, что десять лет ешь — еще на сто останется. Я уже огородникам велел, чтобы лук да чеснок нынче внутри стен садили. Ну а сколько людей, пушек, мушкетов да припаса огненного — тут ты сам смотри да считай. Братии и бельцам накажу, чтобы слушались тебя, как меня. Что нужно — бери. В общем, брат Авраамий — сам знаешь, чего тебе делать. Ну, пойдем вниз, пока на ветру-то тебя не просквозило.

— Ништо, не замерзну, — отмахнулся Авраамий, будто с залива и не дул холодный ветер. — Подожди, отец настоятель. А ты ведь меня и не спросил — согласен я или нет обороной-то командовать? Или послушание мне такое даешь?

— Послушание? — хмыкнул настоятель. — Какое ж это послушание? Вижу — доволен, ровно кот у сметаны. Все хвори прошли! Обитель спасешь — хошь летопись дописывай, хошь — в затвор иди.

— А урок, что авва Антоний мне задал?

— А что — урок? — посерьезнел игумен. — Его-то никто не отменял… Если я тебя на Великую Схиму благословлю, без послушания, стало быть, я за тебя и урок должен исполнять… Ну, помоги тебе Господи!

Настоятель ушел, а Авраамий, поглядев ему вслед, понял, почему отец Антоний избрал себе в преемники именно старца Иринарха, выбрав его из четырехсот монахов…

Начальствовать Авраамий начал с обхода стен, пытаясь найти изъяны. Насчитал, что прошел не меньше пятисот саженей, но никаких изъянов не встретил! Не поленившись, обошел вокруг еще раз, тыкая землю посохом. Почти везде, проткнув одну-две пяди земли, железный наконечник упирался в камень. От души отлегло — коли в осаду садиться, то сапу[27] не прокопают и мину не подведут.