Лихое время. «Жизнь за Царя»

В Троице-Сергиевой лавре раненых оттаскивали в сторону. Если повезет — подойдет лекарь. Те, кто мог выжить, справлялись сами, с Божьей помощью, нет — не судьба… Окровавленную культю обсыпали порохом и поджигали или мазали горячей смолой. От такого лечения нередко умирали на месте.

Лекарь нагнулся и вытащил из сена сундучок. Раскрыл и принялся рассказывать, увлеченно потрясая инструментами:

— Вот, брат воевода, этим ножом только простые разрезы делать, чтобы ранку расширить, если пуля застряла али осколок, — показал прямой ножичек и, убрав его, вытащил небольшие клещи: — Ранку расширим, а пулю энтими щипцами захвачу! А потом края зашить надо. Простая игла не пойдет, тут особые нужны, вон такие! — горделиво продемонстрировал две кривые иголки.

Продолжая болтать, горбун раскладывал на столе ножи — прямые и кривые, клещи, короткую пилу, маленький ломик-гвоздодер. Что-то там еще звякало…

— Да, брат… Запасливый ты… — протянул Палицын.

— Иной знахарь повязку наложит али веревкой рану перетянет, а толку-то? — пренебрежительно фыркнул лекарь. — Ежели рана большая, так кровь никакой повязкой не остановишь — вся вытечет. А туго перетянуть, Антонов огонь кинется. Резать надо! Без руки, без ноги, а жить можно. Вишь — пила специальная есть…

— А кости резать, не помрет увечный-то?

— Не, не должен, — жизнерадостно сказал лекарь. — Я ему вначале настоечки дам выпить. Водочка хорошо обезболивает, если внутрь принять. Ну, в крайнем-то случае можно и… — вытащил монах деревянную кувалду, похожую на ту, которой бьют морского зверя.

— Молодец, брат Андриан, — похвалил Авраамий в очередной раз и решил не задерживаться: — Бог тебе в помощь, пойду я.

— Подожди, брат-воевода, — засуетился горбун. — Я тебе еще стол покажу! Тута я ремни приделал, чтобы привязывать…

Палицын выскочил. Лекарь — молодец, но болтун изрядный. Слушать его — не переслушать. Когда Авраамий проходил через двор, к нему подбежал послушник:

— Отец Авраамий, тебя отец настоятель искал, велел, чтобы ты к нему тотчас же шел.

В настоятельской келии все было так, как при покойном отце Антонии. Разве что на столе, поверх бумаг, лежал огромный пистолет…

— Садись, брат, — радушно предложил настоятель и, заметив, что гость с удивлением смотрит на оружие, с усмешкой пояснил: — Зашел намедни в оружейную палату, а там два мниха лаются, один у другого оружие отбирает. Добро бы из-за мушкета или из-за пищали. В кого они из пистоля-то собирались палить? Если до свеев, так и пуля не долетит. Ну, я у них пистоль-то и забрал.

— Зачем звал, отец игумен?

— Спешишь куда? Или без тебя не сделают?

— Хотел мужикам показать, куда срубы ставить.

— А срубы-то зачем? — заинтересовался настоятель. — Я ведь давеча, когда ты Егорке про них говорил, запомнил, да спросить недосуг — на кой они? Ты ж и так почти все ворота камнями велел заложить. Я мыслю — как свеи придут, то остальные надобно щебнем забить. Куда тебе срубы?

— Нет, отец игумен, — помотал головой Авраамий. — Все ворота закладывать нельзя. Думаю, Архангельские врата с Никольскими оставить, да те, что под надвратной церковью. Мы тогда во все стороны вылазки делать сможем. А срубы для того, чтобы свеи, когда на штурм пойдут, петарду не прицепили. Проход между срубом и стеной небольшой будет, чтобы один человек пройти сумел. Ну, если мы вылазку будем делать, так свеи не сразу увидят… А там, где щебенкой забиты, тоже срубы поставим.

— Чтобы головы ломали, где настоящие врата, а где — нет, — улыбнулся настоятель и добавил: — Хотел тебе еще одни ворота показать, тайные.

— А я уж обидеться хотел. Думал — не доверяет мне игумен, секретный ход не хочет показывать.

— Эка, обидеться он хотел… — протянул отец Иринарх. — На обиженных воду возят! Погоди-ка, — спохватился настоятель. — Откуда про тайный ход знаешь?

— Везде хоть какой-то тайный ход есть. Где — лаз под стеной, а где — шахта подземная.

— А скажи-ка, брат, на Соловках, где бы ты тайный ход стал строить? — прищурился игумен.

Палицын, слегка призадумавшись, пожал плечами:

— С севера неудобно, камень сплошной. Ежели к Святому озеру или к заливу вести — водой заливать будет. Сподручнее с юга, из Сушильной башни. Там и копать легче, да и вылазку башня прикроет… А еще земля там просела.

— Ну и ну, — развел руками игумен. — Тебе, брат-воевода, лазутчиком быть…

— А толку-то? Входы-выходы можно до морковкина заговенья искать…

— Покажу, — пообещал игумен. — Прямо сейчас и пойдем. Чего время-то терять?

В нижнем ярусе Сушильной башни, где стрельцы обустроили караулку, был еще один ход. Отомкнув дверь, игумен зажег факел и кивнул Авраамию — пошли, мол. За дверью оказалась лестница из трех каменных ступенек, а внизу — еще одна дверь, с окошечком, закрытым изнутри.

— Тут вот ход тайный и начинается, — кивнул игумен на дверь и постучал посохом в ставень: — Отец Илларион, это я, Иринарх. Ставень-то отомкни.

Доска откинулась, и показался куколь, расшитый черепом и костями, под которым не было видно ни лица, ни даже бороды.

— Глядь, отец Илларион, сие есть брат Авраамий. Коли нужда будет, ход тайный ему откроешь.