Лихое время. «Жизнь за Царя»

— Ой, князь-боярин, а я думала, ты к вечеру будешь, — хитренько прищурилась девка. — А мы-то тебе холстину на новую рубаху наткали. Пойдем, покажу.

Не дожидаясь ответа, Нюшка бесцеремонно схватила воеводу за руку и потащила внутрь. Свернув в чуланчик и затворив за собой дверку, обхватила Александра Яковлевича за шею, жарко поцеловала в губы. Притягивая воеводу к себе, девка повалилась на спину, на какую-то рухлядь…

— Сразу бы ко мне и шел, — хихикнула Нюшка, оправляя сарафан. — Ишь, по городу ездил. Злость небось срывал? На кого злился-то?

— На кого надо, на того и злился, — буркнул воевода, разыскивая пояс. — Не бабьего ума дело.

— Это точно, — согласилась девка, нисколько не обидевшись. — А мне как сказали, что батюшка-воевода нонча не с той ноги встал, я и решила, что всепременно ко мне заглянет.

— Ага, — кивнул Александр Яковлевич, вытаскивая из кошелька копеечки. — Сколько?

— Так ведь не из-за денежек я… — жеманясь, сказала девка.

— Бери, дура, пока дают, — усмехнулся Котов, всовывая Нюшке копеечку. — Глядишь, на приданое накопишь.

— Так ить уже накопила… — хмыкнула девка, пряча чешуйку за щеку. — Только кто возьмет-то? Было бы дите, так еще бы взяли, а так… Кому курва, да еще после ляхов с татарами, нужна?

— Ну, если за вдового стрельца отдать? — сказал Котов, подумав. — Я бы и домик тебе прикупил. С домиком, с приданым — возьмут любую!

— Умный ты, воевода… Отдашь за стрельца, убьют его, а потом вдовой мыкаться? А коли дети останутся? Ты, что ли, кормить-то будешь? Левонтий Силыч да дядька Яков с утра с собой двадцать душ увели. Сколько назад вернутся?

— Ишь, углядела… — протянул Котов.

— А че не глядеть-то? Они хоть и тайком ушли, а все одно мимо нас не пройти. Стрелецкий двор, чай, с нашим сараем по соседству стоит.

— Небось по всей слободе растрезвонить успела? — поинтересовался воевода.

— Больно надо! — хохотнула девка, а потом добавила со злобой: — Самому-то не совестно? Отправил стрельцов татей ловить, чтобы ляхам поганым ехать ловчее было! Тьфу!

Александр Яковлевич не стал серчать. Помнил, в каком виде он забирал Нюшку из караван-сарая, куда ее привезли татары…

Выйдя во двор, воевода глянул на солнышко. Не утерпев, пошел к городским воротам. По уговору Костромитинов должен был привести отряд вечером.

Стрельцы, стоявшие в карауле, напряглись. Ничего не говоря, воевода поднялся на надвратную башню и устроился около бойницы, вглядываясь вдаль. Просто сидел и молча смотрел. Знал, что, пока глаза таращишь и ждешь, точно никто не появится. И время идет в час по ложке… Чтобы быстрее дождаться, лучше не ждать.

Караульные, которым уже было пора затворять ворота, стояли как вкопанные. Наконец десятник — ивангородской дворянин Никита Еропкин, командовавший стражей, не выдержал и поднялся наверх. Нарочито громко брякая ножнами, спросил:

— Лександр Яковлевич, ворота бы закрыть. Ты ж сам приказал — как солнышко сядет, створки смыкать и никого до утра не пускать.

— Ну а чего же тогда ждешь? — мрачно спросил Котов. — Если велено закрывать — закрывай.

— С утра, когда караул меняли, баяли, что Левонтий Силыч ушел татей ловить. А коли вернется?

— Коли вернется, так ты ворота-то и откроешь.

Десятник Еропкин покачал головой:

— Не дело, если начальник свои же приказы меняет. Да и на ночь тут только двое стрельцов останутся — не открыть им ворота-то.

— Дело — не дело! — разозлился воевода. — Ты что-нибудь одно реши — либо закрывай, либо стой и жди, пока Костромитинов не придет…

— О, гляди-ка, воевода, пыль вьется — не они ли?

Воевода, глянув в бойницу, тоже узрел клубы пыли, а скоро две телеги да восемь мужиков. А уходило — двадцать. Пока воевода спускался, телеги уже въехали в ворота. На передней лежали пятеро раненых. На другой лежали мертвые. Сердце захолонуло…

Яков — старый боевой холоп, матерщинник, а еще — наставник и советчик — лежал с самого края. Лицо было чистым, не заострившимся. В открытых глазах — ехидная усмешка. Воевода, сдерживая рыдания, закрыл старику глаза и, поцеловав в лоб, прикрыл лицо тряпицей…

— Вот так-то, воевода, — устало сказал Костромитинов. — Отошли на полдня пути, место выбрали. Ну, дождались. А тут, как на грех, у ляхов жеребец заржал, а наша кобыла откликнулась. Ляхи, твари битые, сразу насторожились, коней пришпорили. А мы еще только-только деревья валить приготовились… Ускакали бы они, если бы не Яков. Он вскочил да стрелы стал метать. Троих, а то и четверых уложил. Пятого не успел — лях, что на попа похож, из пистоля стрельнул… Ну, мы деревья уронили, пальнули, да ляхов в бердыши взяли. Худой я начальник, коли промахи такие делаю…

Котов, которому и самому было тошно, обняв служилого дворянина, попытался его успокоить:

— Вас и было-то два десятка супротив сорока. В чем промах-то? Так все продумать нельзя.