Лихое время. «Жизнь за Царя»

— Не дело творит Максим Васильевич, ох, не дело!

— Негоже воинскому человеку о мниха саблю кровавить! — сурово сказал Беседнов.

Лихарев, прислушавшись к стрельцам, усмехнулся свысока:

— Так уж и быть — прощаю я тебя, старик, живи.

— Испугался, что ли? — усмехнулся келарь. — Я тебя на Божий Суд вызвал, а ты и штаны обмочил? Значит, неправ ты, воевода! А если правым себя считаешь, да боишься — так ты не воевода, а так, тьфу… — плюнул старец под ноги воеводе.

Этого Лихарев снести не мог. В бешенстве выхватив саблю из ножен ближайшего стрельца, подскочил к келарю и, широко размахнувшись, рубанул сверху вниз, с оттягом…

И была бы отсечена голова вредного старца, но сабля наткнулась на кованый наконечник посоха, отскочила в сторону, а Палицын подсек ногу воеводы и подтолкнул в плечо, а когда тот упал, от души приложился по затылку…

— Ну, ни хрена себе! — выдохнули стрельцы в один голос.

Отец Иринарх, потрогав тело и убедившись, что воевода жив, приказал:

— Воеводу вниз — в поруб. Пущай там сидит, ума набирается. — Подойдя к Палицыну, который стоял, устало опершись на посох, игумен сказал: — Ты че сотворил-то? Где ж слыхано-то, чтобы монахи, да на Божьем Суде бились?

— А что делать-то было? Это ж если каждый раз с ним лаяться, никаких ворогов не надо! А как бы ты его от начальствования отстранил, если у него столько стрельцов под рукой? — тяжело дыша, отозвался Авраамий.

— Да понял я, зачем ты свару затеял, — хмуро сказал игумен. Потом сменил гнев на милость: — Эх, хитер ты, хитер… Так повернул, что воевода кругом неправ — на Божьем Суде, супротив безоружного саблю поднял, да монашеским посохом по затылку получил… Ну а если бы зарубил? Какая бы польза от твоей смерти? Ты же, чай, старик уж, против молодых-то выходить.

— А такая польза, что если бы он меня зарубил, евонные стрельцы бы его и пришибли, а ты бы Мансурова либо Беседнова старшим назначил. Нужно, чтобы один воевода был, а не два.

— Это верно, — согласился игумен и спохватился: — Мы тут с тобой лясы точим, а стрельцы ждут, когда ты им задание задашь…

Дело нашлось для всех. Стрельцы и крестьяне таскали на стены бревна и камни, готовили котлы для смолы. Кузнецы ковали топоры и рогатины, которыми сподручно отталкивать лестницы. В кладовых и в погребах разбирали припасы. Отец игумен приказал проверить все бочки с остатками прошлогодних запасов, каждый мешок с мукой и каждую корчагу с солониной. По совету Авраамия, которого в последнее время звали не иначе как «брат воевода», отец Иринарх приказал вымести келии, помыть стены и полы со щелоком, выскрести выгребные ямы и нужники, а то, что нельзя отскрести, засыпать известью.

В один из вечеров Палицын решил зайти к брату лекарю. Толкнув дверь, опешил — не келья монашеская, а сеновал! Ноги увязали в траве, со стен свисали охапки сушеных цветов. А пахло так, что Авраамий, вместо приветствия, громко чихнул…

— Будь здрав, брат воевода, — поприветствовал лекарь — горбатенький старичок, похожий на встревоженного воробья.

— И тебе того же… — ответствовал Авраамий, пытаясь вспомнить имя мниха, но опять расчихался. Вытирая рукавом слезы, выступившие из глаз, и зажимая нос, спросил: — Как тут и дышите-то?

— Ты ротом дыши, быстрее обвыкнешь, — посоветовал лекарь.

Горбун сосредоточенно мял сушеные лепестки желто-коричневых цветов, а три пожилые рыбацкие женки, сидящие в ряд на лавке, увязывали их в небольшие мешочки.

Палицын стал дышать ртом. Стало легче. Узнав цветы ноготков, поинтересовался:

— К Пасхе готовишься?

— Для крашения нынче и луковая шелуха сойдет, — ответил лекарь. — А ноготки на раны сыпать сподручно.

— Вона! — удивился Палицын. — А я и не знал…

— Средство-то старое. Обычно мы ими кожи красим да яйца на Христово Воскресение. Держу еще толику малую на случай, коли из братии кто поранится. Так ведь ранятся-то нечасто. Больше от простуды да от поносов пользую. Ну, ворог придет, так надо быть готовым.

Покивав, Авраамий собрался уйти. Дел немало, а у лекаря смотреть нечего — видно, что в лечении искусен!

— Я вот что мыслю, брат Авраамий, — остановил его лекарь. — Ежели бой будет, мне к каждому раненому не поспеть — помощников надо. Увечных они будут сюда таскать, а тех, кто несильно, можно прямо на стенах пользовать. Вон, этим мои знахарки займутся… — кивнул инок на женок.

— Это получается, что стрельцы со стен да с башен отлучаться не станут, чтобы раненых к лекарю нести… Я тебе мужиков дам, которых во вторую очередь на стены ставить буду. Ну, голова! — восхитился Палицын.

— Ты, брат, попроси у отца настоятеля, чтобы мне келию отвели побольше. По мирному-то времени и эта сойдет, а коли раненых притащат? Тут, — обвел лекарь рукой, — места-то совсем нет.

— Келия… — задумался Авраамий, прикидывая, где же взять большую келию? Вроде все одинаковые. Но сообразил: — Я тебе не келию, а целую лекарскую избу найду! Скажу мужикам, чтобы еще один сруб во дворе поставили.

— Вот это правильно! — обрадовался горбун. — А то, если у кого руку-ногу отымать придется, тесно будет.

— А чем резать-то будешь? — заинтересовался келарь.