Лихое время. «Жизнь за Царя»

— Однако, пан Александр… — только и сказал Войцех, сумев-таки справиться с удивлением. — Где вы обучались латыни?

— Увы, пан посланник, — сокрушенно развел руками Котов. — Мне далеко до тех знаний, что преподают в колледже иезуитов.

Александр Яковлевич ударил не в бровь, а в глаз. Точнее — в два глаза сразу! Услышав про колледж, пан Владислав оставил в покое ковш (и так уже штук семь вылакал, куда и влезло?) и насупился. Ну, чего же тут такого страшного? Большинство польской шляхты и верхушка малоросского казачества, мнящая себя дворянством, учились в иезуитских колледжах Львова и Варшавы. Но далеко не все они становились иезуитами. А вот Войцех определенно был членом ордена Иисуса! Сколько же их на Русь-то приперлось?

— Пан воевода имеет что-то сказать против колледжей? — спросил пан Влад таким тоном, будто прямо сейчас собирался вызвать воеводу на поединок.

— А надо? — лукаво поинтересовался воевода, украдкой посмотрев на Войцеха, готовившегося погасить ненужную ссору.

— Что — надо? — оторопел Мержиевский.

— Надо сказать что-нибудь плохое о колледжах? — невинно поинтересовался Котов. — Если угодно пану посланнику — скажу. Вы — гость в моем доме, ваше желание закон! Хотя назвать свиньей хозяина дома не очень-то вежливо…

Пан Влад сидел открывши рот, не зная чего сказать, а Войцех, переживший первое удивление, покачал головой:

— Пан воевода, прошу простить пана Мержиевского. Мне кажется, вы сами учились в колледже ордена Иисуса… Или вас учили схоластике в Пражском университете? Что вы закончили?

— Всего лишь училище в Бремене, — покачал головой воевода.

— Которое, как мне помнится, входит в один из факультетов Бременского университета, — улыбнулся иезуит.

— Пан Александр, — изрек Мержиевский, слегка покачнувшись. — Если вы считаете себя обиженным, то я готов дать вам удовлетворение!

— Подождите, пан Влад, — бесцеремонно перебил его иезуит и, улыбнувшись Котову, виновато сказал: — Пан воевода, прошу вас простить посланника — он злоупотребил вашим гостеприимством…

Переведя взор на «начальника», сникшего под суровым взором, Войцех процедил:

— Пан Влад, верно, хочет извиниться за несдержанность, не приличествующую посланнику короля?

— Да, пан воевода, — кивнул Мержиевский, пряча глаза. — Простите… Я не хотел вас обидеть.

— Не будем об этом, — махнул рукой воевода, выругавший себя за то, что не удержался и распустил язык. Теперь уж ляхам не удастся заморочить головы.

— Что ж, пан воевода, — задумчиво изрек иезуит, рассматривая хозяина. — Как я понимаю, вы хотите приобрести что-нибудь взамен своей подписи?

— Вы, пан Войцех, все правильно понимаете…

— И что вы хотите? Денег? — спросил Войцех с некоторой досадой.

Еще бы. У короля Сигизмунда в кармане — вошь на аркане. С Руси уже выжали все, что можно, а в долг никто не дает. Половина наемников разбежалась, а вторая половина ждет удобного случая. Если бы не иезуиты, у короля осталась бы одна свита.

— Ну, что вы! — искренне развел руками Котов. — Как можно… Мне хотелось бы иметь грамоту короля, заверяющую, что слобода является городом, а сам я — городовой воевода.

— И только? — вскинул в удивлении очи пан Войцех. — Нет ничего проще.

Иезуит сунул руку за отворот кафтана и вытащил оттуда футляр, как две капли воды похожий на тот, что извлек пан Мержиевский.

— Его Величество, король Сигизмунд, направляя нас в глубину Московии, оказал мне высочайшую честь — я получил карт-бланш!

Котов не знал, что такое «карт-бланш», но на всякий случай почтительно промычал: «О!» и склонил голову.

«Карт-бланш» оказался чистым листом пергамента, в правом углу которого висел шнурок со свинцовой печатью с орлом, а внизу — огромный, в половину листа, росчерк «Zigismyndus Recs et catera».

— Вот, пан воевода! — торжественно потряс пан Войцех пергаментом. — Его Величество в мудрости своей предполагал, что мне может потребоваться королевский рескрипт. Что прикажете вписать?

Спустя полчаса воевода Котов любовался королевским указом, сотворенным на трех языках — польском, русском и латинском, в котором говорилось, что «Божию милостию король Польский, Шведский и государь и князь великий Литовский и Московский Сигизмунд утверждает град Рыбнинск и назначает в него коронного воеводу Александра Яковлева, сына Котова». Пан Войцех, в свою очередь, внимательно изучал подпись воеводы под текстом присяги.

— Вы сделали правильный выбор, пан Александр, — сообщил иезуит, убедившись, что чернила подсохли и можно убирать документ в футляр. — Подумайте сами, что бы вам дал Владислав, ставший русским царем? Все ваши привилегии — это верная служба. Смешно! Будучи польским подданным, вы становитесь магнатом! Кажется, в Московии они назывались удельными князьями? Чем плохо самому быть властителем и не подчиняться никому, кроме короля и Господа? А если вы примете католичество, то можете рассчитывать на титул.

— Титул? — удивился Котов. — Не упомню, что в Польше короли давали кому-нибудь титулы…

— Так то — в Ржечи Посполитой! А на Московитской Польше Его Величество станет независим от воли сейма и шляхты.