Лихое время. «Жизнь за Царя»

— А? — встрепенулся воевода. — Кровлю? А, кровлю! — дошло-таки до Котова. Улыбнувшись через силу, развязал кисет и, вытащив оттуда две чешуйки, протянул плотнику: — Держи задаток, за крыльцо новое! — Обернувшись к Брягину, кивнул: — Засмотрелся я на красоту, да и задумался…

— А думается тут хорошо, — с пониманием поддакнул мастер. — Как башню поставили, выйду на самый верх и сижу, думаю. Лепота!

Вниз воевода спустился мрачнее тучи. Хмуро кивнул Брягину, но, заметив обиду в глазах мастера, спохватился.

— Молодец, Тимофей, — похвалил Котов. — Ладную башню изладил.

— Ну, мое дело маленькое, — расплылся мастер в улыбке. — Я только чертеж набросал, а рубили-то мужики. Ты, воевода, награду бы им какую-нибудь придумал…

— Ну, скажу казначею, чтобы за работу по полтиннику сверху накинул, — не стал спорить Котов.

— Не, Ляксандр Яковлич, — сказал Брягин, придержав воеводу за рукав. — Тут бы че-нить другое надо. Вот, помню, когда я под Козловым новый острог ставил, чтобы татар на Засечной черте удерживать, Федор Иоанныч меня шубой со своего плеча наградил, а мужиков-плотников велел чарками аглицкими одарить. Деньги-то что — сегодня есть, а завтра — тьфу. А награда-то — память великая. Будут мужики эти чарки детям и внукам передавать, а те — своим детям да внукам, да вспоминать — вот, мол, награда государева. Правда, свою-то награду я пропил… — вздохнул мастер.

— Ну, Тимофей, сказанул, — хохотнул Котов, слегка опешив и не зная, что ответить, промямлил: — Царь одаривать может. Ну, князь там, какой.

— Так, Ляксандр Яковлич, а ты у нас кто? — простодушно сказал Брягин. — Ты у нас заместо государя и есть.

— Вот, Алексашка, тебя уже за царя признают. Ну, не за царя, так за князя, — сказал подошедший холоп. — Батька твой в гробу бы от счастья перевернулся…

Давненько Яков не называл его так… А то, что не выматерился, — так это вообще ни в какие ворота не лезло.

— Вы че, мужики? — оторопело сказал Котов. — Говорите, да не заговаривайтесь. Один — шубу с государевых плеч поминает, другой — еще дурнее. Пойдем-ка лучше, в посад вернемся.

Воевода отвязал коня и запрыгнул в седло. Хотелось пришпорить, но пришлось сдержать порыв — рядом с ним, как тень, пристроился Яков, предпочитавший ходить пешком.

— Ладно, Александр Яковлевич, — примирительно сказал Яков. — Не знаешь, что ли, что на посаде тебя уже давненько князем зовут? Ну а сам-то раскинь умишком — можно ли тебя простым воеводой считать, коли ты никому, кроме Господа Бога, не подвластен, налоги сам собираешь да сам суд ведешь? А войско собственное? Вон, король к тебе послов шлет, как к ровне. Ты вспомни, в немецких-то землях, где мы с тобой пиво пили да фройлянам юбки задирали, там что ни город — граф сидит. А городишки-то там — тьфу, да растереть! А князья у них такими землями правят — у черносошного мужика пашня поболе будет! А у тебя же теперь все устье Шехони во владении да добрая треть Волги. Чем ты хуже?

— Князь — мордой в грязь! — усмехнулся Котов.

— Мордой-то — это завсегда можно… — не стал спорить Яков. — Только на хрен в грязь-то падать?

Александр Яковлевич проснулся раньше петухов. Да и ночью поспать не удалось. Пока распрощались, отвезли пьяных послов на постоялый двор, сдали с рук на руки слугам, то-се, пятое-десятое… Вроде часок вздремнул, так и то хорошо. Умывшись да помолившись, Котов спустился вниз.

— Мать твою! — выругался воевода, оглядывая палату и гадливо морщась, посмотрел на объедки. Это что же такое? Он уже встал, а холопы до сих пор почивать изволят! А кто будет со стола убирать, полы мыть?

— Ладно, Алексашка, не кричи, — донесся из угла голос Якова. — Умаялись люди, пусть спят. Щас, петух проорет, они все сделают. Зае…ли эти ляхи, мать их так!

— Ты сам-то чего не спишь? — поинтересовался воевода, высматривая на столе что-нибудь съестное, но не нашел. Гости вчера все слопали. Что их, у себя в Польше не кормят, что ли?

— Дак ведь старость, мать ее, не радость, — усмехнулся холоп. — Не заспалось чего-то, вот и брожу туда-сюда. А сам-то, какого х… не спишь? С похмелья, что ли? Так вроде не должен бы…

Вчера, во время пира, воевода пил вместо греческого вина брусничный морс, а вместо «вудки» — чистую воду. Не потому, что опасался сболтнуть что-нибудь по пьянке, а ради сегодняшнего дня, который обещал быть тяжелее вчерашнего. Вчера-то только пир был, а сегодня предстояла беседа. С похмелья за трудное дело лучше не браться.

— Пойдем ко мне, поснидать че-нить найдем, — предложил Яков. — У меня где-то сало было, рыба копченая. Перекусим малость, пока стряпуха, мать ее, проснется, завтрак сготовит. А мне че-то выпить хочется…

— Чего вдруг? — удивился Котов.

Обычно за Яковом не водилось пить спозаранку…

— А х… его знает, — махнул рукой холоп. — Вот хочется чего-то… На душе погано.

— Ну, раз хочется, чего бы не выпить, — пожал плечами воевода.

Не учить же старика жизни… Яков свою меру всегда знал — не перепьет…