Life Goes On

Он был ослеплен, как Самсон. Нелитературная тишина очистила комнату даже от звона стекол.

— Не трогай меня, — сказала она, — иначе я убью тебя.

— Поставь этот стакан.

— А ты покажи мне, что любишь меня.

— Любил ли я когда-нибудь кого-нибудь еще?

— Может быть, ты и писатель, — кричала она, словно только что вернулась с урока ораторского искусства, — но для меня ты придурок из высшего общества! Ты втыкаешь в людей булавки, чтобы они подпрыгивали, и пишешь о них свои идиотские романы. Прямо сейчас ты пишешь свой двадцать шестой. Я знаю тебя, придурок! Я вижу, как у тебя за левой ресницей крутится маленький магнитофон.

Его стон перерос в крик.

— Ты толкаешь меня обратно в грязь!

— Это то место, где тебе место, засранец. Это все, что ты когда-либо хотел.

Раздалось всеобщее громкое «Ооооо!».

— Это было сделано для того, чтобы ты не стала лесбиянкой, — бросил он в ответ.

— Любая женщина, которая смотрит на тебя — лесбиянка.

— Ты мне больше не нужна, — засмеялся он. — Я нахожусь в том возрасте, когда могу заполучить всех молодых женщин, которые мне нравятся.

— Я тоже!

Я последовал за ней.

— Уходи. Ты заходишь слишком далеко.

На лицах обоих были слезы. Если бы в пятьдесят пять лет меня ждал такой сеанс, я бы лучше добежал до ближайшего моста и прыгнул с него. Или согласился бы на любое опасное задание, которое мог дать Моггерхэнгер.

— И вполовину не дальше, чем зашел этот грязный ублюдок. Он англичанин до мозга костей, а это значит, что он хуже любого турка.

— Ты разрушаешь мою карьеру, — Блэскин закрылся руками, хотя я подозреваю, что он смеялся. Я не стал ждать. Они вполне могли позаботиться о себе. Я в каком-то смысле завидовал им, хотя никогда не хотел быть таким откровенным. Очень жаль, подумал я, выбегая и протягивая руку к такси, что у тридцатипятилетнего мужчины должны быть родители, и просто мне повезло, что эта сварливая парочка проживет так долго, что я не сомневаюсь все еще быть сыном в семьдесят пять лет.

 

Глава 21

 

Как только я отошел от них, пелена в моем сознании рассеялась. В любом случае, есть что-то вдохновляющее в лондонских толпах, увиденных из такси будним вечером, когда еще светло. Пока мы объезжали Цирк, нам перебежала дорогу девушка с явной целью добраться до ближайшего злачного места. Уже вспыхивали освещенные рекламные объявления, едва приглушенные солнцем. Было ощущение роскоши и благополучия, и я бы велел водителю отвезти меня по Риджент-стрит и вниз по Гауэр-стрит, чтобы добраться до Ковент-Гардена, но это заставило бы меня опоздать. Некоторые таксисты — грубые люди, но у меня всегда была слабость к тому, как они зарабатывают на жизнь.

— Ты только что выбрался с вечеринки Блэскина, приятель? – спросил он, отодвигая окно.

— Да. Хороший поступок.

— Он уже пьян?

— Около того.

Он посмеялся.

— Есть два мистера Блэскина. Один — когда он в такси, и тогда он на вес золота. Другой — когда он в своей машине. Тогда он дьявол, и тебе лучше держаться подальше. Но он нам нравится. С мистером Блэскиным ты всегда знаешь, где ты. Настоящий спорт. Мне бы хотелось сказать то же самое о его брате.

Я дважды сглотнул и захотел двойного бренди.

— Брат?

— Преподобный Джордж Блэскин. Должно быть, старше мистера Гилберта, мне кажется, лет шестидесяти пяти. Поверь мне, он подлый и сварливый старик. Я не думаю, что они хорошо ладят. Он всегда пытается спасти душу мистера Гилберта, и, между нами говоря, я думаю, что эта работа бесполезна. Однажды я слышал, как они спорили, когда вез их в Паддингтон. Преподобный Джордж — маленький худощавый человечек с густыми седыми волосами, и он натурально избивал мистера Гилберта. Я мог бы посмеяться. Гилберт сказал, что у него нет души. Имейте в виду, его сестра тоже может быть неловким клиентом.

Я почти открыл дверь и выскочил.

— Сестра?

— Гертруда Блэскин. Она заведующая больницей. Мне бы не хотелось оказаться даже поблизости от нее. Ее рост шесть футов, плюс-минус дюйм. Однажды я видел, как она спорила с Гилбертом на тротуаре перед Национальной галереей, и  ударила его зонтиком, но мистер Блэскин схватил ее и нанес ужасный удар в затылок, а затем затолкал в мое такси, когда я подъехал. Ну и семья. Я думал, что моя ситуация достаточно плоха.

— Ты уверен, что у него есть брат и сестра?

— Определенно. Но они мало видятся, и я понимаю почему. В их отношениях нет никаких сомнений — они просто ненавидят друг друга.

Я был потрясен мыслью о таких тете и дяде, но у меня не было времени размышлять над этим фактом, потому что в семь двадцать девять мы подъехали к станции Ковент-Гарден. Поскольку я приехал на тридцать секунд раньше, ни Этти, ни Филлис там не было. Я ходил взад и вперед. На вечеринке у Блэскина дела шли настолько суматошно, что я выпил всего две бутылки шампанского, и во рту у меня было сухо, как в пороховой бочке. По улице доносился запах пива, и я размышлял о прелестях большой кружки, когда увидел Филлис, идущую сквозь толпу.

— Где Этти?

Я поцеловал ее в ее прекрасные красные губы.

— У нее болела голова, поэтому я отправила ее домой.

— Где она живет?