Life Goes On

Мы выпили белое, и нам принесли красное. — Ну, как вино, наслаждаетесь?

— Чудесное. 

Рот Этти был слишком полон, чтобы говорить, поэтому она кивнула. Они наполовину поверили моей кошачьей чепухе, а если Филлис и не поверила, то я мог сказать, что я ей понравился за то, что я взял на себя труд ее раскрутить. Я наполовину пожалел, что не воплотил такую идею в дерьмовом романе Блэскина, но всего не продумаешь. Еда и вино придали Филлис немного красок, и я погладил ее по щеке средним пальцем левой руки.

— Ты самый замечательный человек, которого я когда-либо встречал.

Было видно, что красавицей ее еще никогда не называли, потому что ресницы ее ходили, как крылья бабочки.

— У меня есть уединенное очаровательное местечко под названием «Коттедж «Пепперкорн». Однажды мы все поедем туда, ты, я, Этти, а также Хуз и Буз. Это самый тихий уголок, который вы можете себе представить. Как долго вы обе собираетесь работать в кафе? 

— Мне нужно зарабатывать на жизнь, — сказала Этти.

Я предложил им бренди.

— Вы женаты? — спросила Филлис, — или нет?

— Мы не вместе. — Я не видел причин умалчивать об этом.

— Жизнь трудна, — сказала она. — Иногда я задаюсь вопросом, как мне жить дальше. Я не могу этого объяснить, правда.

— Тогда не надо. — Я заказал бренди и кофе и закурил сигару. — В прошлом году я пытался покончить с собой. Я принял громадную дозу опиума, но это не помогло. Потом я повесился, и веревка порвалась. Затем я выстрелил в себя и промахнулся. Поэтому я решил, что мне не покончить с собой.

Выбрать ту, с кем я лягу спать, становилось все труднее. И та, и другая, решил я, поглаживая Этти по руке, чтобы она не чувствовала себя обиженной.

— Мне нравится видеть, как ты с аппетитом ешь всю эту  еду.

«Сейчас она скажет мне, что беременна», — подумал я.

— Это потому, что я беременна», — сказала она.

— Не говори таких вещей, ради Бога.

Она рассмеялась злобным смехом.

— Я смогу лгать гораздо лучше тебя, если постараюсь.

Филлис снова рассмеялась. Я рассказал им еще больше о красотах коттеджа «Пепперкорн», пока не принесли счет, и тогда я сделал серьезное лицо, просто чтобы дать им понять, что они хорошо проводят время.

Снаружи воцарилась темнота, только видно было слабое голубое мерцание между крышами. Пока мы шли, Филлис держала меня за одну руку, а Этти взяла другую. Шум стал тише, и в тихом уголке главной улицы можно было услышать даже трель голубей — если у вас такой острый слух, как у меня.

— Я не могу передать вам, как много значит для меня эта встреча с вами. — Мои слова могли бы относиться к любой из них. — В такой вечер.

После десяти унылых лет с Бриджит в Верхнем Мэйхеме я влюблялся в каждую женщину, с которой обменивался шестью словами. Я снова начал жить, вот только связь с Моггерхэнгером могла означать, что я умру.

— Я прекрасно провожу время, — сказала Филлис. — Но я слишком много съела и выпила.

— Я тоже, — засмеялась Этти.

Я поцеловал ее в щеку.

— Что нам нужно, так это еще выпить.

Мы пошли по темной улице недалеко от Лонг-Акр, мимо магазина карт Стэнфорда, свернули еще за несколько углов и подошли к чему-то вроде склада с фонарем над дверью и объявлением, которое остановило меня: «Рональд Делф, поэт.  Один фунт.»

Филлис сделала движение, закатывая рукава.

— Мы заходим, — сказал я им, — но он мой.

Этти побежала вверх по лестнице. — Не порти мне веселье.

Он уже читал свои стихи, но мы пробрались внутрь и сели на какое-то деревянное сооружение среди нескольких десятков других людей. Мы не могли удержаться от грохота, и Филлис хихикнула, когда они передвинули ноги, чтобы позволить нам пройти. Делф стоял на сцене, положив руку на голову своей панды.

— Ненавижу людей, которые опаздывают, но, по крайней мере, это еще три фунта.

Они смеялись. Он не был бы так рад, когда увидел, кто это был.

— «Королева сумерек», — сказал он, — это название следующего стихотворения. Я ненавижу титулы, но моя публика настаивает, так что вот. Я ненавижу свою публику, хотя у меня нет другого выбора, кроме как любить ее. Я посвящаю стихотворение — я тоже ненавижу посвящения, но какого черта, — снова смеется, — Прю, щедрой маленькой девочке, которую я когда-то встретил, и не думаю, что встречусь с ней снова, потому что она проходит психиатрическое лечение, но не из-за меня. Она все равно была бы такой, рано или поздно.

— Продолжай, Рональд, — крикнул бородатый мужчина.

— Да-с, нет-с, три полных мешка, а лучше два, — он читал каждую строчку, как целое стихотворение, с достаточными паузами между словами, чтобы он мог перевести дух, — то самое стихотворение, которое он дал мне прочитать. прямо перед тем, как высадить его возле Стивениджа, хотя сейчас это звучало лучше.

Он остановился на время, достаточное для того, чтобы мы поняли, что это конец, и чтобы мы могли порадоваться.

— Что за чушь, — сказал я на ухо Этти.

Она ударила меня локтем под ребро. — Замолчи. Это замечательно.

Все аплодировали, и я тоже.