Летопись 2. Черновики

Тряхнула медно-рыжей гривой волос, опустила голову.

— Одиноко… Город вижу во сне — часто вижу: дома — как из резного солнечного камня, окна в серебряных переплетах, таких тонких, как кружево, а вокруг — яблони и дикие вишни, и между домов — серебряные сосны, и ивы на берегу реки… Там хорошо, — вздохнула, — там — дом… Мой дом. Когда просыпаюсь — кажется, что все вокруг ненастоящее, и понимаю, что — совсем одна, а уйти некуда. Нужно что-то вспомнить — а что, не знаю, никак не получается… Была в детстве такая игра — солнечных зайчиков ловить: вроде, есть в руке — и тут же его нет. Грустная игра. Так и это…

Она замолчала окончательно, и Элвир тихо сказал:

— Поедем со мной.

— К вам? К Ортхэннэру?

— Да.

Она отчаянно замотала головой:

— Нет. Не могу. Я ничего такого еще не сделала, чтобы… Нет. Я должна все вспомнить сама. Должна понять, зачем я. Кто я. Он говорил — каждый сам выбирает путь и идет по нему — сам.

Отвернулась и тихо попросила:

— Расскажи мне… о нем.

— Ты знаешь больше, — он не смог бы сказать, почему так уверен в этом, но Нариэль не стала возражать.

— Все равно. Расскажи.

* * *

«— Расскажи о нем, отец.

— Ахтэнэ, дочка, ты же уже столько раз слышала…

— Все равно. Расскажи.

— Я не знаю, что говорить. Сам долго пытался понять — что же в нем такого, что любой из нас готов жизнь отдать по одному его слову… И — не знаю до сих пор. Мы, мальчишки, гордились страшно, что он помнит нас по именам, что говорит с нами… Каждый стремился быть первым, чтобы заслужить его любовь. Боялись совершить хотя бы малейшую ошибку… нет, он никогда не карал, не упрекал, ты не подумай; просто — у него такая радость в глазах была, когда он смотрел на нас — и мы боялись обмануть эти глаза, боялись, что этот свет погаснет… не знаю, как сказать. Мы должны были быть чисты перед ним, понимаешь? Радость была — такая, словно солнце в груди, когда я в превый раз услышал — «таирни». Думал, сердце разорвется. А почему — разве объяснишь… Наверно, это просто нужно пережить. И страшно было: чем я это заслужил? К этому нельзя привыкнуть. Словно рождаешься заново. А в первый раз видеть его — странно было. Все представляли себе кого-то могучего, великого… Только там быстро понимаешь, что сила и величие — не в шитых золотом одеждах и драгоценном венце. По правде говоря, я даже растерялся — ну, человек как человек, росту только очень высокого, да глаза странные… Потом понял. Он — Тано. Учитель. И не потому, что учит читать знаки неба, слушать землю, исцелять раны и болезни или владеть мечом, нет. Он словно частичку себя отдает каждому. Еще и поэтому все люди Твердыни — братья. Т`айро-ири — это больше, чем кровное родство. Тяжело объяснить. Нужно самому быть в Твердыне и видеть его, чтобы понять…

Девочка помолчала, потом спросила тихо:

— Отец… он очень одинок?»

* * *

Молча они поднялись, молча оседлали коней, и только тогда Элвир решился попросить снова:

— Едем со мной, сестра.

Она резко обернулась, и он с удивлением увидел, какой беззащитной радостью вспыхнуло ее лицо:

— Мне… послышалось? Ты назвал меня…

— …сестрой.

Какое-то мгновение ему казалось — она заплачет; но Нариэль улыбнулась:

— И… сколько же у меня братьев?

— Семь. А будет — девять.

— Девять? — задумалась. — Девять, девять… Так уже было… «Девять вас будет» — ну, конечно! — «как девять лучей Звезды»!

У юноши даже дыхание перехватило.

— Едем. Едем немедленно! Увидишь — все будут рады тебе: и братья, и Повелитель!

Нариэль покачала головой.

— Не теперь. Но обещаю — я приду.

Неожидано рассмеялась, хотя глаза остались темными и тревожными:

— Никогда не было братьев, а тут — целых семь, и будет — девять! Скажи Ортхэннэру — я приду. Обязательно. Только… кажется, нескоро.

— Что ж, будем ждать встречи…

— Как ты сказал?

Он повторил. Она улыбнулась странно знакомой ускользающей печальной улыбкой:

— Будем ждать…

* * *

— …Какая красивая… — вздохнул юноша, глядя вслед Нариэль. И, внезапно решившись, пустил коня в галоп.

— Возьми. Это — тебе, — прежде, чем она успела ответить, он протянул девушке снежно-белый ирис и, повернув коня, поскакал прочь.

Несколько мгновений Нариэль в растерянности смотрела на цветок в своей руке.

«Сегодня — Праздник Ирисов…»

Она не стала разбираться, откуда пришло это; обернулась и звонко крикнула:

— Эгей! До встречи, Эл-вир!..

* * *

Той же ночью за ней пришли.

* * *

…В чем ее обвиняют — она узнаёт только наутро, и, не сдержавшись, хохочет.

Разумеется, все проще простого. Конечно, ведьма приворожила гнусным чародейством аж самого благородного господина Дамрода, губернатора южной колонии и наместника государя нашего Тар-Анкалимона, да благословят его Валар, да славится он вечно среди Королей Эндорэ… и прочая, и прочая. А когда увидела, что и чары ее не могут подчинить высокородного господина, призвала силы Мрака, дабы отомстить ему.

Благородный господин Дамрод, губернатор… и прочая, и прочая, стоит тут же: рука на перевязи — упал с коня во время охоты. Нариэль усмехается ему в лицо — и он торопливо отводит взгляд, бормоча: «Ведьма проклятая…»