– Если следовать этим координатам, ты попадешь туда, где я родилась. Мы живем вне Сети и полностью самодостаточны, не привязаны ни к одному государству.
Грант проводит пальцем по цифрам.
– Как коммуна?
– Мы предпочитаем считать себя семьей. – Ива нежно касается его лица. – Это особое место, где всех считают равными. У всех свои обязанности, у тебя тоже будут. Единственная валюта – то, что мы даем друг другу в семье, и то, что получаем взамен.
– Какие обязанности? – спрашивает Грант. – Боюсь, я не особо сноровист.
– Не волнуйся, мы найдем, чем тебе заняться. – Ива обводит линию его подбородка прохладным пальцем. Прикосновение успокаивает. Грант краснеет и отводит взгляд.
– Кто-нибудь знает, что вы там живете?
– Никто. Мы полностью разорвали все связи.
Грант ненадолго задумывается.
– И это единственный известный тебе маршрут? Больше некуда?
– Единственный, к которому у меня есть доступ. Если пробудешь в лагере достаточно долго, может, найдешь кого-нибудь, кто отвезет тебя на юг.
– Нет, – твердо говорит Грант, – я не могу вернуться на юг. Ты гарантируешь, что моя семья никогда меня там не найдет?
– Да, – кивает Ива. – Мы тебя защитим.
На Гранта волной обрушивается облегчение. Забыть Уолден, Бостон и Плавучий город. Забыть Мейера и этот убогий лагерь. Забыть ожидания отца и корпорацию Гримли. Забыть сраных Гримли. Забыть самого Гранта Гримли. Забыть все. Он найдет себе новое имя.
– Хорошо, – говорит Грант.
Ива улыбается.
– Ты не представляешь, как я счастлива это слышать. Боялась, что снова останусь совсем одна. Мы отправимся завтра, после того как местный доставщик привезет припасы. Жди перед складом Копателей и забери у водителя ключи.
– А потом?
– Об остальном не беспокойся. Мы тебя найдем.
Грант садится и начинает застегивать куртку.
– И все? – удивленно приподнимает брови Ива.
– Ну, я не хочу навязываться.
– Ты не навязываешься. – Ива нежно тянет его к себе. – Чего ты хочешь?
– Того же, что и ты, – говорит Грант и тут же об этом жалеет. Звучит слащаво и неуверенно.
Ива тянет его на себя.
– Этого мало. Скажи, чего ты правда хочешь.
Чего Грант хочет, так это войти в ее тело и забыться. Скрыть свою суть и то, какие ужасные поступки он совершал. Начать новую жизнь, совершенно оторванную от той, что была прежде.
Он не станет торопиться, будет нежным, мягким. Грант целует шею Ивы, ее ключицы, теплую плоть между бедер. Он заставит Иву ощутить блаженство и тогда сам поймет свои желания.
Грант снимает с Ивы трусики и приникает к ней ртом.
– Ты не обязан, – доносится ее голос, будто издалека.
– Я хочу.
Грант сгибает ее ноги и сжимает ступни, проникая языком внутрь. Исследуя тепло, он размышляет, какие ощущения доставляет ей его борода: как перекати-поле, щетка из конского волоса, узел веревки, мокрая губка?
Надеясь, что Ива кончила, Грант резко садится. Ива странно на него смотрит, затем берет салфетку с прикроватного столика и вытирает ему лицо. Салфетка становится красной, и он вдруг ощущает во рту металлический привкус.
Ива смотрит на окровавленную салфетку и хмурится:
– Рано в этом месяце.
Привкус во рту смягчается, превращаясь во что-то более сладкое и успокаивающее. Грант думает, не испачкал ли он еще и зубы.
– Мне надо идти, – говорит он. – Увидимся уже завтра.
– До завтра. – Ива прикасается к его бороде, а затем убирает руку, любуясь темно-красными каплями.
Когда Грант выходит из комнаты Ивы, вокруг царит темнота и тишина. Кажется, все спят. Он ощупью пробирается по коридору, пытаясь найти выход.
Дверь одной комнаты вдруг распахивается. С удивлением обернувшись, Грант видит Цветок Мейера, обрамленную светом.
– Привет, – шепчет она.
– Привет, – откликается Грант.
– Ты выпускник Уолдена, да? Брадобрей о тебе рассказывал.
– Правда?
Девушка кивает.
– Он сказал, что ты хороший человек и что ты мне поможешь.
Грант чувствует прилив гордости, оттого что Брадобрей так высоко о нем отзывался.
– Сделаю все, что смогу.
Девушка вкладывает ему в ладонь записку.
– Передашь Брадобрею как можно скорее?
– Конечно. Утром, за завтраком. – Грант убирает листок в карман куртки. – Мне сказать, от кого записка?
Цветок Мейера мгновение колеблется.
– Скажи, что от Нари.
Глава 17. Нари
Мать назвала ее Нари, несмотря на возмущения семьи ее отца.
«Бога ради, дай ей американское имя», – выговаривала бабушка, но мать не сдавалась. Она чувствовала, что и так пожертвовала всем ради семьи мужа. Имя ребенка оставалось единственным, что она хотела сохранить для себя. «Когда я ее зову, хочу говорить по-корейски», – объясняла мать.
Теперь, когда Нари думает о своем имени, ей ужасно хочется услышать его из уст матери. Она вспоминает, как ее голос разносился над дюнами: «Нари!» Как они ужинали, мать сидела, поджав под себя одну ногу, и ловко перебирала макрель, чтобы найти для дочери самый лакомый кусочек. «Нари» было частичкой дома, поэтому она держала его в стороне от своей рабочей жизни и предпочитала посредственные псевдонимы, которые меняла в «Петле» как перчатки, не несущие ни смысла, ни груза прошлого.