Лагерь

— Узнал. Снаунишничали и закидали девочку кляузами. Дескать, попорченная и женихается с двумя любовниками. Папашка-то ее, пьянчуга подзаборный, что хошь за бутыль скажет, и черти у него в воздухе нарисуются, и на гармошке сыграют. Ему дочь продать, тьфу… Так и свели девку со свету, пока ее любовник в отцовских сделках зашивался. Он возвратился, и на парусах любви к ее окошку, стук-стук, а его — как обухом по голове — проводили к Богу, говорят, ступай к самой свежей могиле и волком вой от скорби. Он чуть концы не отдал да так захворал, что не ел, не пил, единственно глазами ворочал. Денёк-два — окреп, добрел на ватных ногах до ведьмовского логова и попросил колдунью воскресить ненаглядную.

Я подумал, что ослышался.

— Воскресить?

— По преданию любовницу воскресили, и она поселилась в лесу и скулила, как раненый волчонок, отваживая грибников и охотников. А поскольку схоронили ее в черном платье — так и нарекли Черным привидением.

— Вы думаете, Зеленая Поляна вымерла из-за террора Черного привидения?

— А не знает никто. То ли большевики народ выкосили, то ли умные съехали и бросили голь перекатную от бесхлебицы загибаться, то ли скот людей перетоптал. Грешили на коровье бешенство, доктора приезжали, в масках да с какими-то трубками, щупали коров, в глаза фонариками заглядывали, за вымя теребили и гоняли животинок взад-вперед. В хлев загонят, развернут свои справочники и ждут, а покамест читают и перешептываются, затем накинут петлю на буренку и тащат из сарая, она и топает, как грешник на исповедь. Всех телушек вымотали, замаяли и убрались восвояси. Говорят, цветут и пахнут скотинки, нечего докторов дурачить.

— Тогда почему коровы лягались и бились копытами?

— Животные завсегда нечисть заприметят и на страх ответят. Псы лают, с цепи срываются и норовят загрызть, у кошек — шерсть дыбом и когти наготове, даже пташки упархивают и в гнездах тихарятся.

— Скажите, пожалуйста, вы впредь встречались с девочкой из шкафа? — осведомилась Настя.

— После того — я от ведьминской норы, как от огня удирала и — тьфу-тьфу — сорок лет без докук. Слава Богу, обошло лихо нас с Витюшей. А вот Наташу Рюмину, Машу Козынкину…

— Они тоже застали девочку из хижины врасплох? — перебила Настя.

— Они хотели привести ее в деревню и познакомить с детворой, подманивали сладостями и игрушками, как цирковую лошадку и называли «Маугли». Другие звали кто Растрепкой, кто Дикушей, кто Черным Привидением. Голь на выдумку хитра! А я знаю, никакое она не привидение. Ну, чумазая, замызганная, колтуны — как на собаке репейник, обычная бродяжка. Тут у нас в старую пору была сельская школа, ее под замок взяли лет тридцать назад. Такой пожарище был! Говорят, свихнувшаяся бомжиха ночью подожгла, так вот мы думаем, что та беспризорница и есть Дикуша. Мстила за что-то, пес ее разберет за что. За детство неудавшееся, наверное. А может, еще за что…

— Вы не боитесь, что она подожжет снова? Сарай ваш или дом? Или курицу украдет и поджарит. Ей же надо чем-то питаться, как-то выживать…

Женщина удивленно воззрилась на гостей и сказала:

— Так поди обжилась Дикуша в городе, сколько можно по лесам волындаться?

— А если не в городе?

— Померла уж тогда с голодухи. Чего скрытничать, мы — те же животные с прикрытым штанами задом и гонором.

Гостеприимная хозяйка умудренно скрестила руки, как старушка у подъезда, решившая, что раз бурная молодость за горами ушедших лет — можно позабыть о ней и поучить жизни подрастающее поколение. А я подал Насте недвусмысленный знак, кодовое сообщение — двойное подмигивание — надеюсь, она не приняла его за нервный тик? Пора подвязывать лапти. Тем более, что в ящике опять заскрежетали полосами наши искореженные физиономии.

— Нам пора, — громко сообщила Настя и поднялась. — Спасибо за вкусный обед, за новости, я передам профессору Кашину, чтобы он развязал исследования.

— Верно, — засуетилась женщина. — Секунду, запишу фамилию. Вот! И скажите, коль надумает переночевать в наших краях — пускай ко мне обращается. Адрес у нас простой: Придорожная, 2, вот — на бумажке — и пусть ни в жисть в этот поганый лагерь не суется, в кодло пропащее.

Я оглянулся на пороге, не скрывая живого интереса к справедливой ремарке.

— Почему? Говорят, условия, как в пятизвездочном отеле. Отдельная спальня, свежие простыни, кормят до отвала.

— Да разве ж это хороший лагерь, из которого дети бегут? — бесхитростно спросила сельчанка. Я улыбнулся напоследок, вышел на сыроватое крыльцо и впервые подумал о том, что за сейчас гадко, томительно, непростительно стыдно.

«Чертов гигантский клок неразберих. Может, Олеся действительно спасовала и сбежала, как мы? А?»

Глава 21 Настя