— Камень или холмик… Что-то неприметное, но значимое. Что напомнит им об этом месте.
— Как это?
Настя проследила за его жестом и увидела невзрачный камень, слившийся по цвету с соседствующим домом. Она покосилась на лопату. Ведь начать раскопки означало одно: пути назад нет. Понравится или нет — найденное придется принять и записать новой главой в книге с советским гербом.
— Может, там вообще ничего нет, — сказал Леша. Он смело схватил черенок, хотя рука дрожала, отбросил ботинком камень и отшвырнул треугольник сбитой земли.
Лопата наткнулась на грязный книжный угол.
Глава 12
Ты?
На обратном пути Настя и Леша заблудились. Заблудились, потому что Леше приспичило устроить экскурсию по деревне. Обзор местных достопримечательностей: мутной сажалки с мохнатыми водорослями, печи, стоящей в обломках рухнувшего дома и, гвоздь программы, заброшенное кладбище. Само по себе кладбище вызывает не очень приятные ассоциации, заброшенное — тем более. Привал у старой могилы не сулил ничего хорошего. Во-первых, потому, что над шаткими крестами уже сгущались сумерки. Во-вторых, за искателями приключений подсматривали. Настя дышала Леше в затылок и просила:
— Пошли, пожалуйста. Мы нарвемся на крупные неприятности.
— Крупные неприятности будут у того, кто причастен к гибели Олеси. — Леша подсветил надгробие вспышкой камеры. — Надеюсь, ты понимаешь, о ком я.
Он отошел к добротно выхоженной могилке по соседству, не гася вспышки.
— Ну надо же. Охота таскаться к черту на кулички ради того, чтобы принести цветы.
Сегодня георгины заменили багровыми астрами. Леша опустил крепкие головки цветов и озарил имя усопшего. Усопшей, как выяснилось секундой после.
— Лионова Марфа. 1872–1877.
— Год смерти тот же, что и у Малины, — вспомнила Настя.
— И фамилия, — подхватил Леша.
— Сестры, — установила Настя. Леша пригладил лохматые соцветия и вымолвил:
— Надеюсь, они не успели в полной мере осознать, каково это: терять близких. Надеюсь, смерть забрала сразу обеих. Не могу представить, что бы было, если бы не я потерял Машу. Если бы Маша потеряла меня. Если бы она приходила ко мне.
— Леша, — перебила Настя шепотом, боясь спугнуть мысль. — Кому-то пришлось похоронить сестер. Кому-то, кто не был безразличен к их памяти.
— Брат, отец?
— Вероятно, так.
— Не исключено, что скорбящий добряк лежит где-то рядом.
— Вернемся завтра и поищем. Наталья Петровна съест нас и не подавится.
— Наталья Драконовна, — переиначил Леша с неудовольствием и повел Настю вперед, вопреки известному маршруту. — Срежем — раньше придем, — объяснил он. И катастрофически сплошал. Темнота съела все видимые очертания предметов. Могильные камни назло попадались под ноги, и вычленить систему их расстановки можно было только после ста грамм согревающего. Полное отсутствие логики. Настя шла по пятам за другом, в час по чайной ложке, чтобы не убиться и сверлила взглядом голубоватый луч, скачущий под ногами.
— Сколько времени мы здесь торчали? — пыхтел Леша. Какая разница? Наказание неотвратимо. Наталья Петровна взбалмошная и настырная тетка. Не дождавшись воспитанников к обеду, она, наверняка, подняла на уши всю округу. Надо же так сплоховать и не продумать алиби! И это после того, что случилось с Олесей! Леша подсветил циферблат и сам себе ответил:
— Без пяти девять. Класс. Ужин пролетел, как фанера над Парижем.
Желудки в унисон зашлись в истеричном вопле. Хозяева! Очнитесь! С утра во рту ни крошки! Леша думал, чего бы пожевать, а Настя — как бы выжить.
К большому сожалению, в случае беды нечего рассчитывать на помощь. Вот, например, Олеся. Наталья Петровна прилюдно обвинила ее в ненормальности. Теперь полкласса посмеивалось над патологической увлеченностью Леши, блокнотом, где медленно, но верно, вырисовывалась следующая картина: кто-то нарочно стер упоминание имени Магды из Олесиной жизни и закопал книгу, которая могла бы разоблачить маленький секрет.
В Лешином блокноте двенадцать страниц посвящалось Олесиному окружению. И две строки — главной героине. Человеку, искусно вжившемуся в роль того, кем его предпочитают видеть. «Я не умею притворяться…» Лгала она или не лгала?
Настя задумалась и не заметила, как они с Лешей вышли к неприметному домику, увенчанному одиноким месяцем с острыми серебряными углами, вонзающимися в небо. Вдали от месяца тесными группками кучковались звездочки. Прибились друг к дружке, как будто страшились владыки ночного неба. Или брезговали его обществом. Или потешались над его одиночеством.
Месяц навис над крышей. Наполовину разобранной, с зияющими дырами, ненасытно поглощающими кристальный свет.
Свет сосредотачивался внутри избы и виднелся сквозь отверстие для окна. Свет, заключенный в луч, снующий внутри дома и окруженный бледно-серым ореолом.
Луч хаотично метался, рыскал, взмывал к потолку и пробегал по стенам, по пути заглядывая в окна и прорежая могилы, как маятник. К дальним погостам и обратно, мимолетом дотрагиваясь до незваных гостей.