Лагерь

Ребята шмыгнули за широкую ель, по удачному совпадению — в паре метров от них — и затаились. Очень кстати. Девушка ускорилась и — ахнуть не успеешь — очутилась у обрушенной сосны, приглянувшейся Леше. Вблизи она выглядела более чем необычно. Кожа мраморная с множеством безобразных лиловых кровоподтеков и ожерельем синяков на тщедушной, худосочной шее. Настя перевела взгляд на угловатые коленки в фиолетово-багровых разводах и содрогнулась. Сквозь навязчивый хвойный запах пробивался иной. Веяло подвальной пылью и пожухлыми листьями. Мокрой почвой и витающей дымкой, давящей на землю перед новым дождем. Канализационной сыростью.

Безжизненностью.

Девушка не собиралась уходить. Она вальяжно прогуливалась вверх-вниз по вымощенному живыми иглами да шишками склону и напевала себе под нос. У Насти засвербело в ушах. Заржавевшая калитка на бабушкиной даче выводила оперные арии по сравнению с хриплыми отрывками песен.

— Я знаю ее, — бесшумно произнес Леша.

— Откуда?

— Видел в хижине. В июле.

— А я месяц назад. Это она увела Олесю.

Леша хрустнул костяшками пальцев.

— Пой, птичка, пой, всё равно из клетки не улетишь.

— Эй, ты что затеял?

— Сейчас увидишь. Покажу этой кукле, где раки зимуют.

— Попридержи коней, — мягким движением Настя пресекла Лешину строптивость. — Кулаками правды не просят.

Настя прильнула к другу, заглянула в ущелье ветвей и заняла позу снайпера, приметившего жертву.

— Чего она здесь застряла? — спросил Леша, потеснивший подругу ради выгодного вида на полянку. Неугомонная наматывала третий круг по опушке.

— Может, она ждет, пока мы выйдем из укрытия?

— Фиг ее разберет.

— Смотри, достала телефон. Набирает номер. Значит, ждет кого-то.

Леша прищурился и заскрежетал зубами.

— Не дозвонишься, тварь. Твою мать! Это мой телефон!

Воочию убедиться в справедливости Лешиного гнева не удалось. Девица занесла телефон под копну угольно-черных волос и одышливо просипела:

— Ты где?

Видимо, собеседник пустился в извинения. Едва незримый абонент покончил с объяснениями, жуткая брюнетка вскипела:

— Владимир! Ты поклялся следовать приказам!

Порция сожалений, раскаяний и предлогов долетела из динамика. Девушка как раз пошла на четвертый круг и притормозила у елки, облюбованной юными детективами.

Динамик искажал речь, превращая ее в шепелявое бубнение.

— Ни за что, — отрубила «добрячка», засунула Лешин телефон в декольте и с экспрессией прокашляла: — Нахальство.

Посчитав переговоры законченными, девица пересекла полянку и повернула за нагромождение разбухших от влаги стволов, сваленных в неаккуратную кучу. Сперва смоляная шевелюра мельтешила на горизонте, напоминая о том, что подсмотренное — не сон. Затем резко скрылась из поля зрения, оставив наблюдателей в замешательстве.

— Там поворот, — всполошился Леша. — Пошли.

— Мы не знаем, с кем имеем дело. — Настя попробовала призвать к Лешиному благоразумию. Куда там. Окрыленный удачным стечением обстоятельств, сыщик выбрался из убежища и пошел по горячим следам. Он думать забыл про то, что на дворе обед, а на обеде Наталья Петровна — воспитательницу хлебом не корми, дай придраться к опозданию. Опоздания не приветствовались начальством и прежде, а после трагической вести вошли в разряд наистрожайших провинностей. Дисциплина — залог успеха. Перед первым звонком устраивали предварительный, извещающий о «ежедневной сверке присутствующих». Ребята летели на сверку, как гиперзвуковые самолеты, с зубной щеткой в одной руке и кружкой чая во второй. На «поверке», как окрестили процедуру одноклассники, Наталья Петровна выстраивала старшие классы в струнку и каркала: «Артемьев! Давыдов!». Сегодня завуч повторяла фамилию Матвея до посинения, но это не повлияло на его посещаемость. У Матвея нашлись более важные дела.

Какие?

— Ты слышала, что я сказал? — окликнул Леша. Настя выпала из транса и очумело уставилась на друга.

— Прости, что?

— Прищучим Володьку в уголке и проведем разъяснительную беседу.

— Володьку?

— Ну, не тормози, этого задохлика из нашего отряда, который вечно с медсестрой шляется. Девчонка сказала по телефону «Владимир», ау!

— Ах, Мечникова. У которого отец — большая шишка в театральном?

— Тоже мне, птица — секретарь!

— Честно говоря, я планировала поступать на эстрадный. В школе наш драмкружок имел определенный успех, мы даже выступали на большой сцене, представляешь?

— Тебе делать нечего? — сказал Леша и придержал разлапистую хвою. Настя вышла вперед. — Попроси у предков денег и езжай в Лондон, к Светке. Там тебе и эстрадный, и шоколадный, и мармеладный. Даже математик сказал: начинай мыслить по-взрослому.

— Я не заработала ни копейки, чтобы мыслить по-взрослому.

— Странная ты. Недавно чуть костьми не легла, пока объясняла, что люди должны заботиться друг о друге. Тем более, близкие.

— Это другое. Нет ничего предосудительного в том, чтобы любить родных. Но требовать деньги под предлогом любви — форменное свинство.