И все это можно сделать в… Настя помедлила, окруженная десятками неприветливых дымоходов, разрезающих твердое небо, перепачканное грозовыми наплывами. Тучи застряли в небесной чеканке, как декорации в детском спектакле — неправдоподобно рельефные, зажатые закулисными металлическими конструкциями, чтобы не падали или подвешенные на прозрачную леску. Здесь воздух был…неживой. Застывший и сбитый в тесный клубок, как в пропаренной бане. Настя глубоко вдохнула. Так, с полчаса перетерпится. Следовало неотложно кинуться в бой, но от нездоровой духоты затошнило и повело в обратную сторону, к пятистенку с расколоченными стеклами и осыпавшейся черепицей. Следом за избой Настя бессознательно перешла к крошечному срубу с выкорчеванной дверью и разломанным крыльцом, после томящее удушье привело к широкому бревенчатому дому со светелкой, над которой картинно разлеглась серобокая туча. И так миновали дюжины заброшенных лачуг, разваленных закутов, обшарпанных ставен, пока ноги, наконец, не вынесли к дощатой будке, сбоку крытой куском перетянутого брезента. Прорехи между досками безобразно забили балками разной длины и толщины, отчего создавалось впечатление, что и окна по ошибке заколотили. Но, обойдя залатанную несуразицу, Настя рассудила, что оконных разъемов здесь, вероятно и не предполагалось: строение было загоном для животных или амбаром для сена.
«Дверь же, наверняка, предусмотрели», — уже со злостью подумала Настя. Вооружившись эрзацем факела, она кропотливо разведывала детали диковинной застройки. Зачем сооружать цельный деревянный блок? «Может, есть щеколда, как в хлеву, и я просто не могу ее нащупать?» Настя сунула фонарь подмышку, выкрутила ползунок переключателя — не хватало разрядить аккумулятор и наощупь обшарила выступы на передней стенке, стенке вдоль ряда гнилых зубцов ограждений. Что это? Еще одна наспех пригвожденная перегородка? Плечом Настя навалилась на бесполезную перекладину, загораживающую зияющую расщелину и ударила по намертво прибитому бруску что есть мочи, но старания были жалки и неуверенны, деревянная конструкция скорее грозилась рухнуть целиком, чем впустить взломщика по-доброму. Вот же сволочь! Ладно, паршивая конура, твоя взяла. И чего я, в самом деле, прикопалась?
Впереди было столько неизведанных домов, — один Бог знает, а Настя не отходила от неказистого сарая. «Если он замурован, значит там что-то очень-очень важное», — сказала она вполголоса. «Ладно. Последняя попытка. Обещаю» и с размахну пнула в первую подвернувшуюся дощечку. Балки противно заходили, запищали, завыли. В потаенной каморке образовалась узкая брешь.
Это означало одно: надо идти вперед.
С фонарем наперевес, Настя нырнула в бездну и словно перенеслась в пустыню. Бесконечная, одурманивающая жара застила глаза. Из недр парной темноты, разбавленной одиноким лучом, как никчемной ложкой меда в банке дегтя, проступали какие-то углы и картины, вобранные в угловатые рамы, и восковые колонны огарков, разбросанные у порога. Как будто здесь сражались. Не на жизнь, а на смерть. Хмурые предчувствия навевала надвое переломанная палка. Одну дубинку сверху обмотали веревкой, накрутив тюрбан, а другую просто отбросили к огаркам.
Кроме того, в сарае покинули бесхозную одежду. Настя настроила лампу на максимальную мощность, зажала между коленей и подняла с застеленного сеном пола коротенькую юбчонку. Юбчонку в красную. Крупную. Пошлую клетку. На шотландке разливались красные клетки. Их грани стерлись, расплавились и разбухли до гигантского пятна. Рдяного. Ржавого. Кровавого пятна.
Этого не могло произойти. Только не с ней. Только не так. Только не здесь. Затвердевший от крови, разъехавшийся на стрелки капрон — Настя помнила эти чулки. Специально для ее Леши. Эти чулки были насквозь пропитаны холодной металлической кровью.
Школьная блузка, сдавленная кровавым ожерельем у порванного воротника. С блузки срезали пуговицы, или их оторвали в пылу самозащиты, или эти пуговицы на кой-то черт понадобились Малине. С минуту Настя не мигая смотрела на растрепанные нитяные узелки, засаленные кровью, а затем, осознавая ужас и дикость творящегося отбросила окровавленную одежду и принялась тереть ладони о брюки, сдирая кожу до кости, чтобы отмыться от подозрений.
Пожалуйста, должен быть кто-то кроме…Кроме Малины. И, может, Жанна еще дышит, и ее удастся воротить, освободить, отвоевать. Где она? И где Малина? Надо бежать и звать на помощь. На помощь…
Руки бессильно опустились. Фонарь с тяжелым стуком выпал и сам собою погас. Вновь накатила спертая, одурманивающая парнота. Луна, и звезды, и тучи — всё погасло. Настя замолотила руками по плотным дощатым стенам. В темноте не разобрать, где вход и выход, но она помнила, что выход есть. Выход всегда есть, — внушала себе Настя, обходя сарай по периметру. Ноги засасывало в трясине из настланных понизу сена и листьев, Настя вязла и проваливалась, но хваталась за соломинки, как хватается утопающий.