Лагерь

Фонарь совсем перестал работать, лампочка издевательски щелкнула, всполохнулись за линзой синевато-голубоватые переплетения, и померкли, как затухающая газовая горелка. Только этого не хватало. Черт подери! Ноги сделали следующий шаг, и внезапно Настя не нащупала стены, очевидно точно и ясно: это был выход. Самый что ни на есть настоящий выход, и неважно, что за ним разверзалась непроницаемая тьма, мрачнее, чем в злополучной конуре. С облегчением Настя ступила в густую запредельную темноту, и с исступлением закричала: за гранью сарая идти было неизбежно некуда.

Впереди уносилась ввысь холодная, мерзлая земля, пахнущая водосточной гнилью, земляными червями и сырыми подвальными трубами.

Она кинулась обратно, к сараю, но развалюха-конура, убожеское величество с ее изувеченными кровью достоинствами: соломенным настилом, мотком бечевки, на худой конец палкой, которой можно отбиться от врага, растаяли на глазах, словно не оттуда с полминуты назад выбирались измученно.

Настя толкнулась вправо, но и с этой стороны проход закрывала холодная окаменевшая земля. Влево — снова те же препятствия. Она кружилась и кружилась в земляной коробке, наобум ощупывая студеный грунт, отталкивалась от одного края и кидалась к другому, надеясь, что вся эта чертовня — наваждение, кошмарный сон, временное помутнение. Короб сжимался, подбираясь к заложнице, и стены его подкрадывались, приискивались, подступали, и когда Настя зябко съежилась и рухнула на колени посреди промерзающей ямы, небо озолотилось триадами звезд, и Луна всплыла над измёрзшей природой. Настя задрала голову. Ночь нависла над ее могилой.

Глава 30 Перемирие

Настя очнулась от выстрелов. Равномерных залпов с четким интервалом. Грохотало где-то внутри головы, будто кто-то затеял стрельбу и выбрал черепушку под полигон. После каждого выстрела в виске пульсировало и в глаза стреляло яркими вспышками. Настя не сразу поняла, где находится. Сначала привиделись жемчужно-зеленоватые стены, разделенные на поблескивающие начищенные плитки. Вдоль стен громоздились серебристые кастрюли на треногах, а по плитке игрушечным узором разбрелся конструктор из белых трубок. Под орнаментом из трубок свисали небесно голубые скатерти, застилающие единственный столик в кафельном царстве. Позади отблескивали арктической белизной оцинкованные каталки, заставленные закрытыми пластиковыми ящиками на нижнем уровне и вмещающие какие-то аппараты, больше похожие на рыночные весы, на верхних ярусах. К этим аппаратам крепились длинные пружины. Они свешивались почти до пола. Настя приподнялась на локте и почувствовала, как что-то буквально оттащило ее назад. На сгибе локтя противно засвербело. Все понятно. Катетер.

— Эй, — негромко позвала Настя. Эхо отлетело от кафеля. — Э-э-эй?

И в этот момент в палату вошла женщина в белом халате с эскулаповой змеей на кармашке и мило улыбнулась.

— Как здорово, что ты поправилась, Настя.

— Поправилась… — попугаем повторила Настя. — Что?

— Тише, побереги силы, — успокоила медсестра. — Скоро придет лечащий врач.

Через несколько минут и впрямь пришел врач. Завидев пожилого доктора, Настя повторила попытку приподняться и обратить на себя внимание.

— Лежите, больная, вам нельзя вставать, — сказал медик и желтоватым птичьим ногтем на мизинце поддел вкладыш с Настиной историей болезни. «Какой неприятный тип», — подумала Настя. Ей стало неловко и боязно расспрашивать об обстоятельствах, по которым она попала в больницу и проснулась в нетипичной для заурядного больного палате. Доктор долго всматривался в медицинскую карточку, затем закрыл ее и сунул за пазуху.

— Где я? — спросила Настя, еле шевеля языком.

— Амнезия предварительно, — сказал доктор и объяснил человеческим языком: — После сильного эмоционального стресса случается потеря памяти. В вашем случае, больная, причина психогенная. Организм защищался от стресса и заблокировал воспоминания.

— Как? — тихо настаивала Настя. Доктор сухо разъяснил:

— Вы подали сигнал SOS. Помните?

— Нет…

— Отряд выехал на локацию, вас нашли и доставили к нам. Что сейчас болит? Голова? Кивните, если болит.

Он говорил отрывисто, словно платил за каждое слово, а оттого скупился на щедрость, и Настю окончательно отталкивало от откровений с нелюбезным врачом. Она привстала, послушно кивнула и обвалилась на больничную подушку.

— Ну что, переезжаем? — спросила медсестра. Настю переложили на каталку и повезли по извилистым коридорам, пока не переправили на новое место.

В пастельно-бежевую палату с новеньким ремонтом, где пациентка легла в одну из пяти кроватей. На других не было постельного белья, на них не нашлось постояльцев.

Без соседей было скучно. Медсестра — витамины— уколы…Наконец, настал вечер. Настя лежала и моргала. Сорок восемь. Сорок девять. Пятьдесят. Пятьдесят раз за две минуты. Это много или мало? В палату постучались, и это скорее раздосадовало, потому что отрываться от безделья было лень.