Лабиринты угроз

– Только не балуй меня своим красноречием, юноша, и не делай вид, что ты все уже понял. Знаю, все знаю! И без тебя знаю, какие вы там игры затеваете, в этой скверной квартирке, мы ее слушаем уже не первый месяцок и в курсе всех делишек ваших. Ты мне и не нужен толком, ты же вошь, поганое семя, но я тебя спасти хочу, как душу заблудшую, а не истинно поганую! Ведь ты как туда попал? Ведь тебя завлекли! Посулами, красками яркими завлекли! Сам-то ты безделушка мелкая, а из таких, как ты, и строятся ряды фанатиков! Сегодня ты стихи пишешь, а завтра бомбу бросишь! Знаем мы такие неорганизованные натуры! Ты лучше признайся мне честно, ты же честный мальчик, признайся, и ты будешь спасен! Я лично твое спасение гарантирую! Ты что, не веришь? Гляди!

Живолуп раскрыл перед Георгием красные корки удостоверения. Цыплухин тут же сник.

– Ну что ты? Понимаю тебя. Я и сам бы так же поизвивался на твоем месте. Ты, конечно, можешь уехать. Но куда? В интернациональные джунгли Москвы? В пустую деревню? Сам понимаешь, что это несерьезно. Достанем, непременно достанем. А с тебя-то и нужна мелочь сущая, ноготок. Будешь сообщать мне все, что у вас творится и затевается. Главарь-то ваш хоть умом и не робок, а чуть не купился на сказку мою про принца, слышал ведь, небось? Что ты задумался? Зачем ты нам, коли слушаем уже? Ну а вдруг жучки обнаружат? Нет, там нам кровь своя нужна, уши живые, чтобы слушали и помнили, чтобы ты мне его выражение лица рассказал и душу его выдал, а это все техника бессловесная, она подвести может, а человек не подведет. Смотри, другой раз не предложу, на тебя ведь тоже досье, ты думаешь, ты чистый? Ты уже тем, что в их квартиру вошел, вляпался. И серьезно, это не шутки. Мы тебя теперь через терку протрем, если не согласишься работать, расщепим на атомы. И друзьям твоим капнем, что сдал их. Вот вернешься сейчас на выставку, а мы их уже оповестили, как тогда будешь дрыгаться? Я второй раз предлагать не буду. Или мы друзья, или лови удар, так у нас, в нашем мире… Ну что, лады? – И протянул ладонь.

Георгий пожал руку. Она была теплой до одурения.

– Ладно ты решил, правильно! Теперь ты под моей крышей, никого не бойся. И раз в неделю доклад. Только мне, помни!

6

– Обожаю! – сказала она. – Обожаю пьяный бред Апанасова! Он такое несет, такие красочные вещи! Когда трезвый больше о политике, а пьяный – такая сокровенность…

– Просто подсознание – это так важно! – поддержал Цыплухин. – Ведь открывается высшее, о чем и помыслить не мог! Все-таки скрыты в нас бездны, и отворить их не всякий сумеет! Но главное – осознать свою натуру, почувствовать себя. Что нам нужно? Только тишина. Душевная тишина.

За окном уже показались сливочные отблески рассвета.

– А все, кто не понимает этого, – просто маленькие идиотики, – сказала Аня.

– Согласен, – отозвался Цыплухин.

– Маленькие идиотики, – счастливо повторила Аня.

Они лежали на полинялом матраце.

Георгий позвонил ей накануне. Долго собирался, и решимость пришла только после двух бутылок пива. Было уже поздно, одиннадцатый час. После разменных приветов он уточнил, не спит ли она.

– Я не сплю и злюсь. Если не боишься – приезжай.

Такси он поймал не сразу. Машины летели перед ним, не останавливаясь. Едва выловил частника на хилой «шестерке».

Она открыла дверь с хмурым неудовольствием. Провела на кухню, указала, где пиво. На буфете высился кальян.

– Сейчас зарядим, – предупредила она.

И когда сели в зале, среди клубов дыма, которые не пьянили, но создавали какое-то доверительное состояние, она говорила, как всегда, об Апанасове:

– Ну что он? Актеришко! Ведь актеришко жалкий, разыгрывает комедии на каждый день! Я ему так и заявила! Сказала, что не считаю его достойным мужчиной. Он ерунда, чепуха! Жалкий, никчемный человечек. А он обиделся, представляешь! Вот и говори после этого истину!

Через полчаса, когда кальян иссяк, она сидела возле Георгия и рыдала ему в плечо.

– Я ведь люблю его! – причитала она. – Никого лучше нет, и не было! Он идеален, а я коза неблагодарная. Не понимаю его тонкую, ранимую душу! Он ведь творец, – отрывалась она от плеча и тянула палец вверх. – Он живет ради высшей цели, а не всем этим низменным, что окружает нас тут… Чего ты меня обнимаешь вообще? Кто тебе это право дал? Это только ему можно! А ну руки убери!

Минуло еще полчаса, они целовались сперва нежно, а потом агрессивно, кидаясь друг на друга, как бешеные змеи.

– Я и не думала, что ты такой страстный, – шептала она, и ее пальцы скользили по его лицу.

– Милая, милая… – шептал он.

И утром, когда кальянный дух вовсе выветрился из квартиры, она сказала:

– А мне вставать! У меня первый рабочий день после отпуска. Принимаю поздравления!

7

– Так ты с Аней теперь? Мне нравится ее непосредственная глупость, – Апанасов размышлял, сидя в халате. За окном едва накрапывал куцый дождик. Тучи медленно и упорно ползли по небу.