Лабиринты угроз

И вся злость, копившаяся в нем, иссякла за несколько секунд. И в полутьме, в бегущем гуле она сияла карими глазами, когда взглядывала на него быстро и настойчиво. Но Георгий теперь сторонился этой глубины, того невысказанного, о чем говорил ее взгляд. Загонял себя в пошлые рамки, когда не надо будет думать, а только обнимать, прижиматься, бормотать несусветность, отдаленно напоминающую комплимент. И когда успела иссякнуть романтика? Цыплухин шагал, и ему казалось, что он уже и не любит ее вовсе, иссохла любовь, лишь русло от нее. Зато осталась страсть – она-то и гнала его. Представил, что не сможет простить ей Гамзата, который оказался в ее жизни раньше него. Подумал, что все надо делать вовремя, что у нее был шанс на его искреннюю любовь, но она упустила его. И в ресторане Цыплухин пил, не глядя на Софью, на ее ищущие глаза, на улыбку, дрогнувшую на губах. Слишком хорошо знал ее высокие скулы, мягкие волосы, слишком знал ее обаяние, которому так легко поддаться, и отвлекал себя, не давал искренне радовать этой так давно ожидаемой им встрече. Они ушли танцевать, и во время танца он успел разглядеть соседние столики, где были две девушки и шампанское, а за ними – компания парней, отвлекал себя как мог, хотя ее дыхание пьянило, не давая покоя, разжигая его, торопя… И уже ясно видел Георгий, как проводит ее, как ошибется квартирой, как расцветет кофейное утро… Но все было спутано непоправимо появлением Апанасова.

Он присел за их столик, даже не спрашиваясь.

– Денек добрый, граждане, – сказал он и улыбнулся Софье.

Дело, казавшееся таким верным, мигом покачнулось. Апанасов был из тех людей, которые могут опошлить ситуацию одним фактом своего появления. И тревожно глядя на него, Георгий пробормотал:

– Привет. Знакомьтесь, – и прочие формальности.

Апанасов увлеченно листал меню.

– А вот это для нас написано! – сказал он и указал Софье страницу с прейскурантом на бой посуды. – Вот оно, прибежище глупости! Так, стакан, тарелка… ложка! – с восхищением промолвил он. – Как можно разбить ложку? Холодильник! Юбка на столе? Это еще что? Это когда ты будешь на столе танцевать? – обратился к Софье. – Сплит-система! И она в бое посуды! Вот страна идиотов! Все начинается с малого!

Он заказал себе водки. И Софья, сначала недоступная, серьезно внимавшая его словам, расслабилась, начала смеяться его шуткам. И уже Георгий смотрел на нее во все глаза. Только сейчас рассмотрел, что она сменила прическу… Как раньше не заметил? Ей так было лучше, и ее карие глаза, и фигура, и губы предстали в каком-то новом озарении, как в свете волшебного фонаря. Все в ней показалось прекрасным. Он цедил вино и злился на Апанасова. В кафе между тем набилось море людей.

– Ты меня обескураживаешь своей трезвостью, – сказал Апанасов Георгию. – Пойдем покурим…

Оживленный этой шуткой, Цыплухин пошел, мимо барной стойки, к выходу.

На воздухе они закурили. Кисло нависали тучи, полные осеннего дождя. Назойливо крутилась возле ног бездомная серая собачонка.

– Отдай ее мне, – попросил Апанасов. – Нравится, отдай…

Дыхание захолонуло. Но словно по чародейству он не мог отказать Апанасову, чего бы тот ни просил. Унимая дрожь в руках, изображая беспечность, выпустил струю дыма.

– Забирай…

И когда шагал домой, гулкой пустотой, бессильным беспамятством полнилась его душа. У подъезда алкоголики рьяно ругались из-за полутора литров. Все было пришибленно и пусто. Дождь так и не начался.

4

– Дзинькает смс!

– Мило…

Они опять сидели, нога на ногу, в зале на пуфиках. На диване, напротив них, разнежился кот, узил глаза, распушившись в клубок.

– Кто пишет? – лениво спросил Апанасов.

– Да Ирина опять…

– Мои обостренные чувства художника не дают мне покоя… Согласиться, что ли? Она мне предлагает натурщиком поработать. Говорит, у меня редкий славянский типаж… Но нет, лень меня победила. Такая разноголосица. И Хочется, и Колется… все с большой буквы!

Цыплухин, когда пребывает в квартире Апанасова, исполняет роль читателя смс. Сидит с телефоном хозяина.

– Пирожные есть еще? – спрашивает Апанасов.

– Нет, пряники…

– Пряниками сыт не будешь… Сходи, сделай доброе дело! А то на горизонте бытия как-то совсем тускло…

Пока Цыплухин послушно спускался по лестнице, услышал, как ожил рояль. Странные, бесформенные звуки понеслись по подъезду. Мелодии он так и не услышал.

В кафе девочка, стоявшая перед ним в очереди, теребила маму:

– Мам, купи мне графические развалины…

– Графские развалины, ты хочешь сказать?

– Да! Мне самый большой! – говорила девочка, наблюдая, как продавщица поддевает пирожное.

– А может, мне? – спросила мама.

– Нет, мне! – возопила дочь.

– Так, а вы мне деньги дали? – уточнила продавщица.

В голосе матери сразу появились базарные, агрессивные нотки.

– Девушка, я вам пятьсот рублей дала!

Медленно выложила на ладонь сдачу, которую нехотя, еле-еле оставила на блюдечке продавщица.

– Ну вот, девушка, теперь и вы будете сомневаться, и я…