Крыши наших домов

— А вам не жалко... отдать все это? — вдруг спросил он. — Долго, наверно, собирали! Да и сколько денег, наверно, потратили.

— Ну, а если жалко? — спросила Татьяна. — Обратно понесете?

— Не понесем, — сказал Линев. Он торопливо выстраивал книги, будто впрямь боясь, что Татьяна передумает и надо будет складывать их в картонные коробки. — Ребята завтра увидят и ахнут. — Он помолчал и добавил: — Сколько же книг писатели понаписали! Не то что на сверхсрочную — жизни, наверно, не хватит все прочитать, а?

— Не хватит, — согласилась Татьяна, помогая ему.

— А зачем писатели столько пишут, вы знаете?

— Кажется, знаю, — ответила Татьяна. — Просто потому, что существует жизнь. Говорят, о каждом человеке можно написать роман или повесть. Даже о самом маленьком, самом незаметном. Каждый человек — это целый мир.

Она сейчас повторяла чужие слова. Однажды в их техникуме была встреча с писателем, девчонки задавали ему примерно такие же вопросы, что и Линев. Писатель, задумавшись ненадолго, ответил очень тихо: «А если я не могу не писать? Если я обязан писать о людях и для людей? О доброте, о счастье, о зле, о ненависти... Если это моя жизнь?» Вот тогда-то он и сказал, что каждый человек — это мир, и Татьяна сидела, потрясенная таким простым и точным определением. Значит, и о ней самой, ничего еще не сделавшей в жизни, можно написать роман?

Сейчас она могла бы засыпать этих ребят цитатами из классиков о том, что такое книга, зачем она нужна, что дает, как человек меняется от чтения, становится богаче, лучше, красивее... У Вольтера она нашла: «Читая... хорошую книгу, мы испытываем то же чувство, как при приобретении нового друга». Теперь это чувство предстояло пережить другим — этим парням, которые еще не знали многого, и она даже чуть завидовала тому, что столько радостей у них впереди...

Неожиданно в Ленинскую комнату вошел Дернов, и солдаты вытянулись. Дернов скользнул взглядом по полкам, по пустым ящикам, и все понял.

— Я освободился, — сказал он. — Ты пойдешь домой?

— Сейчас, — сказала Татьяна и повернулась к Огоньку. — У тебя есть чистая тетрадка? Будет время — перепиши все книги. — И снова повернулась к Дернову: — Он теперь председатель библиотечного совета.

— Господи! — шутливо всплеснул руками Дернов. — Кого же мне ругать будет? Куда ни посмотришь — всюду начальство!

И Татьяна, которая с напряжением ждала, как Дернов отнесется к тому, что она отдала на заставу книги, облегченно вздохнула: все в порядке, все хорошо, Дернов весел... Уже сходя с крыльца, он остановился и, взяв жену под руку, тихо сказал:

— Молодец, Танюша!

— Ты хвалишь меня за то, что я избавила тебя от заботы о полках?

— Нет. Просто ты очень здорово сделала. Я бы ни за что не догадался.

— Вот и я пригодилась, — улыбнулась она. Вдруг хлопнула дверь, она обернулась — Огонек выскочил на крыльцо и бегом спустился по ступенькам. Должно быть, что-то забыл. Она ждала. Огонек бежал, потом пошел шагом, поднес руку к фуражке и спросил Дернова:

— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться к Татьяне Ивановне?

— Обращайтесь, — фыркнул Дернов. — Только знаете, как говорят? Жена офицера всегда на звание старше мужа.

У него и впрямь было отличное настроение.

Огонек, словно не расслышав и не улыбнувшись даже, сказал очень серьезно, почти торжественно:

— Спасибо вам от лица всей заставы. Обязуемся беречь книги и проводить конференции с обсуждением.

— Вот и хорошо, — снова фыркнул Дернов. — Но если вы к своему духовному развитию добавите физическое... — Татьяна предупреждающе сжала его руку, и Дернов не договорил. — Ладно, Ершов, идите.

В сенях, опустевших после того, как отсюда унесли ящики с книгами, он обнял Татьяну. Он целовал ее быстро и жадно, а она смеялась, жмурилась, подставляя ему лицо, губы, и все, что волновало ее, заставляло нервничать, — все ушло: это был ее, хороший, добрый, нежный Дернов, она любила его, и к этому чувству сейчас примешивалось другое — чувство законченного, пусть маленького, но очень важного и необходимого для других людей дела...

Татьяна открыла дверь. На крыльце стояло ведро, из него торчали рыбьи хвосты. Там, в ведре, было семь или восемь хариусов — больших, с жирными темными спинами. Кто-то из солдат наловил и принес, а постучать постеснялся. Она улыбнулась, вываливая рыбу на кухонный стол: такой подарок она получала впервые, и не трудно было догадаться за что — конечно, за книги. Но куда столько рыбы! Впрочем, Аня умеет солить, надо будет засолить этих хариусов; говорят, соленые, они не хуже семги.

Все-таки ей было приятно получить такой подарок, что ни говори.

Но тут же она завернула три штуки в газету. Сегодня Дернов ехал на совещание в комендатуру, она увязалась за ним, машина будет через час. Они успеют зайти в «смешторг». Деньги есть. В самую пору купить тот шкаф-сервант, гэдээровскую «Хельгу». Ну, а грузовую машину Дернов вполне может попросить у коменданта.