Крыши наших домов

Со свертком она поднялась на крыльцо, толкнула дверь. Антонина Трофимовна была на месте и встала, когда Татьяна подошла к барьеру.

— А я только что думала о тебе, — сказала Антонина Трофимовна. — Сидела и думала почему-то...

— Это вам, — сказала Татьяна, протягивая сверток. — Как вы... живете?

— Живу, — пожала плечами Антонина Трофимовна. — Что мне сделается? Спасибо тебе, девочка. А ты вроде бы похудела.

Они разглядывали друг друга, будто две давние подруги, не видевшиеся бог знает сколько времени, и Татьяна заметила, что в Антонине Трофимовне что-то переменилось. В тот раз у нее не были накрашены губы, и прически не было — а теперь и прическа есть, и губы тронуты помадой, и от этого Антонина Трофимовна выглядит моложе, свежее, даже веселее...

Увидеть это было уже само по себе достаточным для Татьяны.

— Ну, и хорошо, — сказала она. — А знаете, когда я тогда с Михаилом Евграфовичем ехала, мы о вас говорили.

— Знаю, — сказала Антонина Трофимовна, отворачиваясь.

«Стало быть, он был еще раз и рассказал!» — успела подумать Татьяна.

— Он, по-моему, очень славный человек. Вы передайте ему привет, пожалуйста. Что-то он давно на заставе не показывается.

— Работает много. Лес-то большой.

Перегнувшись через барьер, Татьяна обняла Антонину Трофимовну, и та смущенно забормотала: «Ну что ты... Ну вот, девчонка! Всю прическу мне испортила».

— Так вы передайте ему привет, — уже лукаво крикнула от дверей Татьяна.

Нет, здесь уже все хорошо, все в порядке! Антонина Трофимовна улыбалась ей по-прежнему смущенно, словно растерявшись от того, что эта девчонка так легко и быстро разгадала ее тайну. Господи, да какая здесь тайна! Раз поглядеть — и все ясно и понятно!

— Ты чего такая сияющая? — спросил Дернов, когда они снова садились в машину.

— Так, — сказала Татьяна. — Я люблю, когда людям хорошо.

— Две-три рыбины осчастливили твою телеграфистку?

— Если бы рыбины! — засмеялась она.

Дернов не стал ее расспрашивать ни о чем. У него еще было время до совещания. Можно было ехать в магазин и купить наконец эту полированную, роскошную, сверкающую «Хельгу»...

...Ее привезли вечером.

Когда машина вплотную подошла к крыльцу, Дернов откинул задний борт, поднялся в кузов и передал Татьяне аккуратно завернутые стеклянные дверцы. Дверцы были легкие, Татьяна понесла их в дом, и, когда вернулась, Дернов с шофером, мучительно напрягаясь, пытались тронуть «Хельгу» с места. Там, в поселке, ее грузили впятером — нечего было и думать, что Дернов и «комендантовский» шофер справятся без посторонней помощи.

Татьяна оглянулась. Несколько солдат, куривших возле заставы, в беседке с врытой в землю бочкой, начали потихоньку уходить, как школьники при виде строгого учителя.

— Расколотим, товарищ лейтенант, — сказал шофер. — Надо бы ребят попросить, пусть помогут.

— Ничего, сами справимся, — сердито ответил Дернов. — Солдаты не обязаны помогать в домашних делах. Давай подтолкни с того краю, а я приму.

— Не удержать вам, товарищ лейтенант, — сказал водитель. — В этой штуке центнера полтора, а вы не Вася Алексеев. Ей-богу переколотим! Дорогая же вещь.

— Ты меньше разговаривай, — рассердился Дернов. — Подталкивай. Я ее один сволоку.

Татьяна стояла в стороне. То, что увидела она и не заметил Дернов, потрясло ее. Ведь солдаты удирали нарочно, чтобы не помогать ему, Дернову! Она снова, исподтишка поглядела в сторону заставы, и ей показалось, что там, за стеклами окон, чьи-то лица, кто-то смотрит на них...

— Я помогу, — сказала она, шагнув к машине. Водитель уже подтолкнул «Хельгу», и ее край повис над землей. Татьяна подставила свое плечо, и Дернов прохрипел: «Отойди! Это не твое дело...» Но Татьяна не отошла. Изо всех сил она пыталась приподнять эту огромную, давящую тяжесть — вот тогда-то из-за угла и выскочило несколько человек. Солдаты бежали к ним, словно наперегонки, и она отстранилась, когда сразу несколько рук приподняли над ней край «Хельги». Все остальное было сделано почти мгновенно. Солдаты осторожно спустили шкаф на землю, потом, снова подняв, внесли в дом.

— Куда ставить, Татьяна Ивановна?

— Сюда, в угол.

— Давайте дверцы привесим.

— Это я сам, — сказал Дернов.

— Спасибо, ребята, — сказала Татьяна.

— Да не за что, Татьяна Ивановна.

Когда они ушли, Татьяна села на диван,а Дернов, неторопливо закурив, подошел к окну. Он стоял к ней спиной. Оба молчали. Наконец Дернов сказал:

— Ну, давай любуйся, а я пошел на заставу.

— Мне уже не хочется любоваться, — сказала Татьяна.

— Быстрая же у тебя смена настроения! — усмехнулся Дернов. — Там, в магазине, ты чуть не целовала эту махину. Что с тобой?

— Это не со мной, а с тобой, — тихо сказала она. — Ты, наверное, даже не заметил, что они помогли не тебе, а мне?