Крыши наших домов

Галя не ответила. Она подошла к полкам и начала рассматривать корешки книг, уже сильно потертые — сразу было видно, что эти книги прошли через многие руки. Молчание Гали неприятно удивило Татьяну. Надо было как-то продолжить оборвавшийся разговор, и она сказала:

— А в наших ребятах вы быстро разберетесь. Они очень тянутся к каждому новому человеку.

С ней самой было именно так.

Дернов никак не мог сделать книжные полки — то некогда, то досок нет (те, что были, ушли на хозяйственные нужды), то просто забывал и обещал обязательно сколотить, а потом все повторялось.

Однажды Татьяне позвонил дежурный.

— Татьяна Ивановна, фильм привезли — «Тринадцать», приходите.

В Ленинской комнате уже был развешен экран и рядами выстроены стулья, но сидело только двое. Третий возился у аппарата, заправляя пленку. Это было неожиданностью. Обычно на фильм здесь собирались все свободные от службы. Татьяна села рядом с ефрейтором Линевым и спросила:

— А где же все остальные?

— Спят все остальные, — усмехнулся ефрейтор.

— С чего бы это?

— Осеннее настроение.

— Я серьезно спрашиваю.

— Да так... — замялся Линев. — Подустали малость. И фильм к тому же старый, почти все видели. Я уже третий раз его смотрю.

Татьяна не унималась. Ей всегда надо было выяснить все до конца. Почему устали? Раньше ведь не уставали? Или это всегда так — «осеннее настроение»? Линев старательно избегал ее взгляда и отвечал односложно. Раньше не уставали, а теперь устают. Она догадалась сама: Дернов! Это он так выматывает солдат. Она видела, какие он устраивает кроссы. Сам возвращается домой мокрый от пота. Даже третьего дня, когда ливень был — стена воды! — он вывел солдат на этот кросс.

— Может быть, не будем смотреть фильм? — спросила Татьяна. — Я его тоже два раза видела.

— Так ведь все равно нечего делать, — сказал маленький рыжий солдат — Леня Ершов. Здесь, на заставе, его дружно звали Огонек, и прозвище было ласковым. Это он однажды не выдержал ночной тревоги, и это его автомат, а потом и его самого тащил Дернов.

— А книги? — спросила Татьяна.

Здесь были полки, но не было книг. Она думала, что все на руках. Линев ответил:

— Книг у нас маловато. Те, что есть, тоже по три раза прокатали. Я вот скоро «Кавказскую пленницу» наизусть шпарить смогу.

Татьяна не раздумывала. Потом она сама не могла объяснить, почему таким мгновенным оказалось ее решение. Она поднялась — Линев и Огонек поднялись за ней.

— Идемте, — сказала она.

Ее книги так и лежали в сенях, упакованные в картонные коробки — восемь коробок, таких тяжеленных, что даже Дернов измучился, таская их, когда пришел багаж. Сейчас Татьяна, кивнув на эти коробки, сказала:

— Несите.

— Куда?

— На заставу, куда же еще.

Огонек и Линев мялись, поглядывая друг на друга. Пришлось спросить:

— Тяжело, думаете? Я помогу.

— Нет, — ответил Огонек. — Что товарищ лейтенант скажет...

— Это мои книги, а не товарища лейтенанта.

Когда солдаты понесли последнюю коробку, она пошла за ними. Она торопилась. Ей хотелось как можно скорее расставить эти книги, снова увидеть их вместе — но уже не свои, уже принадлежащие не только ей, а всем, — и она почему-то торопилась с этим расставанием.

— Ого! — сказал Огонек. — Полное собрание Чехова! И Горький! У нас дома такой же.

— Ты любишь книги?

— А кто ж их не любит?

— Вот и будешь председателем библиотечного совета.

— Я? Ну что ж, буду. Главное, чтоб был председатель, а совет как-нибудь сделаем.

Он шутил, но все-таки Татьяна заметила, как он брал книги, проводил рукой по обложке, чуть отставляя каждую, будто любуясь ею, и только после этого ставил на полку. Линев же хватал книги лихорадочно, с каким-то изумлением.

— Флобер, — называл он фамилию автора. — А я ничего не читал. Он кто был?

— Французский писатель.

— А этот — Драйзер?

— Американец. Обязательно прочитай.

— Чтоб все это прочитать, на сверхсрочную надо оставаться, — засмеялся Огонек. Он держал в руках томик стихов Прокофьева. Открыл, посмотрел на портрет, а потом, перевернув несколько страниц, начал читать наугад и вдруг отошел к окну — в комнате было уже темновато.

— Потом прочитаешь, — сказала Татьяна. — Давай иди сюда, расставить надо по местам.

— Я сейчас, — отозвался Огонек, не трогаясь с места.

Татьяна подошла к нему. Она почувствовала, что с этим маленьким солдатом что-то происходит. Встала рядом й поглядела на раскрытую страницу.

Не отец, не мать в далеком детстве,
А мои друзья в родном краю
Всю Россию дали мне в наследство,
Всю мою любовь, судьбу мою.
Всю ее — с лугами и садами,
Малых и великих рек волной...

Она читала сама, уже не поторапливая солдата, потому что поняла: вот сейчас, в эти минуты, для Огонька наступила пора какого-то своего, личного и счастливого открытия и не надо ему мешать.

— Я возьму эту... — сказал Огонек, закрывая книжку.

— Сначала ты должен переписать все книги, — улыбнулась Татьяна. — И все фамилии. Я тебя научу, как отмечать, кому выдаешь.

Огонек кивнул.