Крыши наших домов

— Заметил, — так же тихо отозвался Дернов. Он прошел и сел рядом с Татьяной. — Но меня это никак не обижает и не трогает. Понимаешь, и они, и ты, и все вы... как бы это сказать? Все вы смотрите не очень далеко. Вам кажется, Дернов груб, Дернов жесткий человек, Дернов чересчур требователен, Дернов черств. Я не груб и не черств, Танюша. Я могу быть жестким и даже чересчур требовательным — это верно, но когда-нибудь... — Он не договорил и вдруг, рассмеявшись, протянул Татьяне руку. — Давай поспорим, что ты сама признаешься в том, что я прав!

Татьяна не пожала протянутую руку. Она сидела, по-прежнему подперев ладонями голову, и только прикрыла глаза, чтобы не видеть руку Дернова.

— Вряд ли, — сказала она. — По-моему, ты обманываешь сам себя, Володя, и пытаешься обмануть меня. В жизни всегда и все четко разграничено. Здесь доброта, здесь не доброта... Я не поверю, что существует жестокость во благо. Когда я вижу, что из-за тебя люди валятся с ног...

Дернов резко встал. Это означало — он не хочет продолжения такого разговора. Но Татьяна все-таки закончила:

— ...то я начинаю думать — когда ты станешь таким же и со мной?

— Плохо, — сказал Дернов. — Очень плохо, Танюша. Я не давал тебе повода думать так.

— Ты просто этого не заметил.

Дернов ушел, и Татьяна сама начала привинчивать дверцы шкафа. Она делала это без особого удовольствия, просто потому, что надо было привести все в порядок. Она делала это уже по какой-то инерции, по необходимости, потому что скоро или не скоро, но они совсем перестанут понимать друг друга — самое страшное, что может случиться в жизни... Впервые она подумала: «Неужели все-таки ошибка?» Эта мысль, однажды появившись, уже не давала ей покоя: снова и снова она возвращалась к тому ослепительному дню на Неве, к тому, уже прошедшему ощущению полета и повторяла про себя: «Неужели ошибка? И так скоро... Так скоро!»

5. Отец

Ни о чем этом, разумеется, она не стала рассказывать Гале. Это было ее, собственное, личное, что она пережила сама, и поэтому принадлежащее только ей одной. Каждый человек перешагивает в жизни через свои трудные времена сомнений, и тут не может быть ни помощников, ни советчиков.

Галя, казалось, уже совсем освоилась здесь: приготовила обед, убрала квартиру и, когда Татьяна зашла, с удивлением сказала:

— Сережка все вычистил так, что на мою долю ничего не осталось.

— Ну, — ответила Татьяна, — не унывайте, Галочка, это временно. Потом он переложит хозяйство на вас и быстренько забудет, как надо держать веник. В этом смысле мужчины удивительно однообразны.

Галя засмеялась. Она смеялась хорошо, чуть откидывая голову.

Татьяна же испытывала странное ощущение — будто что-то было недосказано в их прежних разговорах. Да и на самом деле было недосказано. Она ведь помнила: Галя ничего не ответила, когда Татьяна спросила, как она думает учиться дальше — на заочном? Любая недоговоренность и неясность всегда мучили Татьяну. Сейчас она снова спросила:

— А вы уже договорились о переходе на заочное? Здесь у вас будет много времени. Я, например, никогда в жизни столько не читала, как здесь.

— Нет, — ответила Галя, — еще не договорилась.

Ответ был неохотный, это Татьяна уловила сразу.

— Я понимаю, — тихо сказала она. — Вам вовсе не так легко, конечно. Оставить Ленинград, институт, друзей, родителей... Но вы часто бываете в Эрмитаже или БДТ?

— Не очень.

Татьяна кивнула.

— А будете приезжать в Ленинград как на праздник. Бегать с утра до вечера по Эрмитажу, доставать через знакомых билеты в театры, до рассвета болтать с подругами — это так и будет. Чем больше скучаешь по чему-то или кому-то, тем больше радости от встречи. Честное слово... — Она помолчала и добавила:

— Немного побаиваетесь? Только честно.

— Конечно, — отвернувшись, сказала Галя. — А вам разве было не страшно? От Ленинграда, от подруг, от родителей...

— У меня только отец. Честно говоря, поначалу они с Володькой... Ну, не сошлись характерами, что ли.

— Нет, — качнула головой Галя, — мои Сережку любят. Он у них с детства любимчик. Я даже ревновала родителей к нему. Пойдемте гулять. Трудно сидеть в четырех стенах...

Они вышли.

— Кстати, о родителях, — сказала Татьяна. — Мой отец приехал через три месяца. Затащить его сюда было ох как трудно, но он все-таки приехал.

...Конечно, он выбрал не очень-то хорошее время для приезда: с утра лил и лил дождь, и Татьяна думала, что такая погода кому угодно испортит настроение — не то что отцу. Но, видимо, есть бог у отпускников: едва отец приехал, дожди прекратились, и осень стояла ясная, солнечная, хотя и холодная.

Дернов не смог встретить тестя: на станцию за ним поехала Татьяна. Конечно, думала она, отец может обидеться на то, что Дернов не поехал встречать. С другой стороны, так даже лучше, они смогут наговориться дорогой. Но, конечно, никаких жалоб, никаких слов о Дернове: все хорошо, я счастлива, жизнь налаживается, у меня отличный муж, я не ошиблась... Все это она обдумала дорогой.