Крыши наших домов

И опять Татьяна уловила что-то новое в этой игре. Она почувствовала, как под взглядом лейтенанта девушки вдруг притихли, как бы внутренне собрались: одна отвернулась, понимая, что королевой ей не быть, другая, наоборот, излишне выпрямилась, так, чтобы он сразу увидел, какая у нее грудь, третья усмехнулась, откидывая голову и прищуривая глаза, нагоняя поволоку, — и Татьяне стало смешно. До чего же они еще дурочки! Конечно, лейтенант выберет Ирку, и дело с концом, и они до девяти прогуляют по Неве, а потом лейтенант забежит в какую-нибудь столовку, потому что королева королевой, а есть все-таки надо.

— Я, пожалуй, воздержусь, — сказал лейтенант. — Я еще помню, что было с тем греческим парнем, который отдал яблочко, не очень раздумывая — кому выгодней отдать.

— А вы дипломат! — прогудела Валька с высоты своего баскетбольного роста. — И греческую мифологию знаете, скажи на милость! Ладно, девчонки, я пошла домой.

Ей было неинтересно. А у Ирины пылали щеки — это Татьяна увидела сразу. Ирка не любила поражений. Впрочем, это было не просто поражение — разгром! Лейтенант как бы дал понять, что все они одинаково хороши, и лишь Валька не поняла этого.

И вдруг Татьяну словно бы подхватило что-то, она не могла удержаться — кончилась и стала неинтересной.

— Бросьте, девчонки, — сказала она. — Ничего вы не понимаете. Идемте, лейтенант, я вас накормлю до ваших десяти ноль-ноль. Как вас именовать, кстати?

Он поднес руку к козырьку.

— Владимир Дернов.

— А я — Татьяна. Можете взять меня под руку.

Потом, годы спустя, она сама не могла объяснить, как у нее это получилось. То ли разозлилась на девчонок, то ли вдруг стало остро жаль этого парня, который сидел на Неве потому, что ему некуда было деться — как бы там ни было, девчонки остались на Неве, а лейтенант шел с ней и держал ее под руку. В другой был чемодан.

— Послушайте, Таня, — сказал он. — Может быть, это не очень удобно?..

— Очень удобно, — ответила она. — Обед у меня есть, так что никаких хлопот.

— Я не о том, — сказал он. — Может быть, соседи, домашние...

— Соседи уехали на дачу, а отец спит.

— А мать?

— Матери у меня нет.

— Извините, — смутился он. — Впрочем, мне, наверно, хуже. У меня и отца нет.

Этим он как бы оправдался за собственную оплошность.

А Татьяна чувствовала, как сила, подхватившая ее, все не отпускала, все несла, и у нее от этой скорости чуть кружилась голова. Она вслушивалась в голос попутчика — чуть глуховатый, сдержанный и думала: а ведь и на самом деле произошло маленькое чудо.

— Откуда вы приехали? — спросила она.

— Из Алма-Аты.

— В Ленинграде бывали?

— Нет, впервые.

— А потом куда?

— Мы не выбираем, где нам служить, Танюша. Куда пошлют. А вы кончили техникум?

— Да.

Вопрос — ответ, вопрос — ответ... Ей хотелось сразу, еще до того, как они дойдут до ее дома, узнать о нем больше. Зачем? И этого тоже она не могла бы объяснить тогда.

— У вас, наверно, тяжелый чемодан? Нам недалеко, но вы, наверно, устали?

— Тяжелый, — согласился лейтенант. — В основном книги.

— Вы любите книги?

— Конечно. Кто это сказал, что хорошая книга — праздник?

— Горький.

— Знаете, пятерка! — улыбнулся он. — Так вот, здесь праздник, который всегда со мной.

— А это уже Хемингуэй, — сказала Татьяна.

— Еще одна пятерка.

— Благодарю, — фыркнула Татьяна. — Третью я рассчитываю получить за обед.

— Нет, — серьезно сказал Дернов, замедляя шаг. — Третью вы получите сейчас. Знаете за что? За то, что вы меня увели. Честно говоря, я себя отвратительно чувствовал, когда вы все навалились на меня. А эта рыжая — ну и штучка! Грешным делом, я даже малость побаиваюсь таких настырных красоток. Вы не обижаетесь, что я говорю так о вашей подруге?

— Не обижаюсь. Но она славная, в общем-то. Почему вы не избрали ее королевой?

— Потому, что она очень хотела этого.

— Ну, тогда кого-нибудь. Меня, например. — Она подняла голову и поглядела на Дернова. — Что же вы молчите?

Он улыбнулся. Улыбка у него была мягкая.

— А вы поверите, если я скажу, что ни с кем, кроме вас, наверно, не пошел бы?

— Попробую поверить, — отвернулась Татьяна. Почему-то она поверила сразу же.

Улицы, по которым они шли, были пустынными и мокрыми: недавно здесь проезжали поливочные машины. Дернов оглядывался, словно стараясь запомнить все, что открывалось ему за каждым поворотом. Татьяна подумала, что он, возможно, испытывает сейчас куда более острое ощущение чуда, чем она. Для Дернова еще было чудо Ленинграда, притупленное в ней многолетней привычностью к городу.

— Вы алмаатинец?

— Нет. Я сам толком не знаю, откуда я. Вырос в детдоме, в Рыбинске. Слушайте, а вам не попадет от отца? Незнакомого человека, прямо с улицы...

— Не попадет, — сказала Татьяна. — К тому же мы все-таки уже знакомы. Вот канал Грибоедова. А вон, видите, дом с колоннами?

Она была недовольна лишь тем, что слишком мало узнала о Дернове, пока они шли.

Отца дома не оказалось. На столе лежала записка: «Таня! Срочно вызвали, дальняя ездка. Приеду сегодня вечером. Целую». Она поморщилась, и Дернов это заметил.