– История полуострова пестра. С далеких времен селились в этих краях мудрецы и поэты. Поклонялись своим богам. Курили им фимиам из века в век, из тысячелетия в тысячелетие. Все изменилось около двух тысяч лет назад, когда сюда по преданию приплыла Богородица. С тех пор эти места стали Ее уделом…
Олег вполуха слушал рассказ просвещенного спутника и никак не мог понять, хвастлив болгарин или по-детски прост. За короткое время общения Дмитрий успел рассказать, что учился в Швейцарии на гранты, знает десять языков, защитил докторскую, консультирует константинопольского патриарха. И в Грецию попал работать по велению Богоматери.
– Я очень хотел. Но не было никакой возможности. Поэтому я горячо молился. И по моей молитве мне было дано. Вдруг неожиданно позвонили из управления. И сказали: «Есть место в Греции. Хочешь?» Я ответил: «Да!» Разве это не чудо?
Миров слушал крики летающих вокруг парома чаек и перекличку следующих на Афон пассажиров. Греки, сидевшие на палубе, трещали как сороки. А так как их языка он не знал, то ему только слышался какой-то стрекот: чи-чи-чи-чи!
Неожиданно Дмитрий обернулся к Олегу и жестом указал на оконечность полуострова – вздымающуюся из воды гору:
– Добрый знак. Видите облако над вершиной? Это значит, что Богородица сегодня здесь. Повезло вам. Такое очень редко бывает…
И действительно: вокруг – чистое синее небо, а над пиком – густое облако.
«Может, и правда добром встречает меня Богородица?»
Паром круто повернул к непривычно пустынному причалу. На нем никого не было, кроме одинокого бородатого монаха с удочкой. Вокруг него тусовались с пяток разномастных кошек.
– Еще в конце десятого века был установлен запрет на посещение Афона женщинами и ввоз сюда животных женского пола, – пояснил Дмитрий. – Разрешено жить только кошкам. А то мыши съедят все, что можно…
Подхватив нехитрые пожитки, они вместе с несколькими паломниками и монахами сошли на берег. Там, метрах в трехстах, виднелись мощные стены Ксенофонтова монастыря. С него они и собирались начать свое путешествие по Святой горе.
По абсолютно «нашей», раздолбанной дороге они добрались до ворот обители. У каменной стены обнаружился небольшой американский джип, на котором им и предстояло перемещаться в пространстве. Дмитрий позвонил кому-то. И минут через пять появился черный молодой монах – принес ключ от машины и получил плату за аренду.
Дмитрий пояснил:
– Раньше они просто оставляли ключ в машине. Но тут было несколько случаев, когда приезжие нагло садились в пустой транспорт и уезжали. Теперь, как видите, ключи передают из рук в руки. Хотя здесь случайных людей не бывает, а едут только лучшие, но…
«И на старуху бывает проруха!» – додумал Олег.
Они положили вещи в салон и прошли в открытые ворота.
Монастырь встретил их тишиной.
Перейдя двор, они оказались в древнем храме с толстенными каменными стенами, внутри которого хранится главная святыня монастыря. Перекрестившись, Дмитрий подвел Олега к иконе. Тот, подражая своему чичероне, тоже перекрестился и приложился к образу Богородицы…
Постояв в полутьме, прохладе и тишине храма, паломники вышли на улицу и направились в лавку, где монахи продавали иконы и церковную утварь. Здесь они неожиданно обнаружили целую стайку чумазых, босоногих, веселых мальчишек, которые носились по каменным плитам, играли в прятки и вообще создавали атмосферу довольства, жизни и свежести. И она, как ни странно, не диссонировала с общим фоном монастырской жизни и, очевидно, не раздражала монахов и послушников. Наоборот, они с радостными и довольными лицами наблюдали за возней детей и поощряли их игры.
Олега удивила такая ситуация, и он поинтересовался у Дмитрия:
– Я как-то по-другому представлял себе жизнь в монастыре. Все должны быть суровыми, занятыми и с утра и до вечера стоять на коленях! А здесь все как-то иначе?
Греко-болгарин улыбнулся и ответил вполне откровенно:
– Знаете, Олег Павлович, наверное, ваше представление сложилось из книг и разного рода рассказов несведущих людей. Может быть, повлияло то, что Русская православная церковь – организация очень консервативная, да и ортодоксальная…
– Может быть! – согласился с ним Олег, до конца не врубаясь в то, как связана атмосфера греческого монастыря на Афоне с таким весьма далеким и туманным понятием, как консервативность Русской православной церкви.
Но Дмитрий уже пустился в очередной пространный рассказ:
– Ваша церковь – это такой православный талибан в хорошем смысле этого слова. В шестидесятые годы у нас сложилась аналогичная ситуация – церковь была консервативна, а народ особо в нее не ходил. Они жили как бы параллельно. И чем дальше, тем больше рос этот разрыв. Пока… Пока в шестидесятых не началось среди греческой интеллигенции некое движение за обновление церковной жизни. Несколько тысяч художников, писателей, артистов, композиторов, музыкантов – то есть людей сугубо творческих профессий – ушли в церковь. Кто монахами, кто пастырями. И провели мощную реформу религиозной жизни.