Кровавый жемчуг

Эта затея Стеньке не больно-то понравилась. Выслеживать-то будут они вдвоем, а как все станет ясно, так Деревнин к дьяку пойдет, стрельцов потребует – выемку ворованного добра делать. И что тогда попадет в карман подготовившего это дельце земского ярыжки? Нетрудно догадаться…

Но спорить он не стал. Главное было – выманить в нужное время и в нужное место Деревнина. А там, на месте, все, может, само собой и решится.

– Гаврила Михайлович! Я все придумал! Ты в приказе припозднишься, и я с тобой. А потом выйдем поодиночке – да через торг, нас и не приметят. А там уж нас будет у Николы Старого телега ждать…

– Откуда телега возьмется? – деловито спросил Деревнин.

– Я человек небогатый, придется уж тебе, батюшка, раздобыть, – дерзко молвил Стенька.

– Коли налетчики дорогу заступят – чем отбиваться будем?

– Гаврила Михайлович! Нешто у тебя дома даже пистоли нет?

Пистоль была, да не простая. Ее подьячий держал вот на какой случай.

Пожары на Москве случались частенько. И соседи обычно сбегались на помощь: одни воду тащили, заливали, другие помогали добро из подклетов и горниц выносить. И с этими-то нужно было держать ухо востро. Порой для того огонь и подпускали, чтобы в суете под видом помощи утащить деревянное изголовье со скамьи, в котором под замком вся домашняя казна и все ценные бумаги хранились, или образа в дорогих окладах, или хорошую шубу… Зная такой московский обычай, Деревнин запасся огнестрельным оружием, которое после выстрела не делалось бесполезной увесистой чушкой, а годилось для ближнего боя.

С виду та пистоль была – палка палкой, разве что железная и граненая, да и то – грани малозаметны. Колесный замочек, положенный пистоли, был мал и неприметен. А к дулу, лезвием вниз, неведомый мастер приклепал снятый с ратовища стрелецкий бердыш. Получалось, что одно и то же орудие и огнем било, и по башке лупило, и не хуже топора рубило.

– Коли поискать, так сыщется, – не вдаваясь в подробности, отвечал Деревнин. – И не телега нам нужна, а верховые кони. Телега ночью на Стромынке столько шума поднимет – за версту нас услышат.

– Ин быть по-твоему, – понимая, что коней не ему добывать, согласился Стенька.

Домой он шел радостный – уже и встреча с разъяренной Натальей не пугала. Может, ее Домна утихомирила, может, самой надоело вопить да горшки бить.

Опять же – час поздний, встает жена рано, ей корову обихаживать. Скорее всего, она отревела, сколько положено, да и спать легла. А муж, чтобы ее зря не беспокоить, может по летнему времени и в подклете переночевать.

Уже на улице Стрелецкой слободы Стенька нагнал странную пару – издали казалось, что баба пьяного мужа в обнимку домой тащит. Проскочив мимо, он, удивленный неженским пыхтеньем, обернулся и увидел, что это отец Кондрат почти что несет на себе пьяного работника Вавилу.

– Бог в помощь, батюшка! – сказал Стенька священнику. – Помочь, что ли?

– Сучий он потрох! – отвечал взмокший от натуги батюшка. – Вот пусть только проспится! Сгоню со двора вон и зажитого не отдам! Пять рублей в год подлецу плачу, кормлю, как царевича! Подсоби-ка, Степа, тебе зачтется.

Стенька перевалил на свое плечо увесистого Вавилу. Отец Кондрат вздохнул с облегчением.

– И мне зачтется, – качая головой, добавил он. – Я свой христианский долг выполнил, я его в придорожных кустах не бросил! А завтра со двора в тычки выбью!

Работник был мало чем получше мертвого тела – Стенька и отец Кондрат намаялись, пока доставили его к поповскому двору, пропихнули в калитку и дотащили до сеновала, а там уж и бросили, как куль зерна.

– Ты-то чего в такое время шастаешь? – спросил батюшка. – Неужто служба?

– Она самая! – подтвердил Стенька.

– И поужинать, небось, не удалось?

– Точно!.. – Стенька и сам удивился, как это голод отступает и прячется перед жаждой бурной деятельности.

– Зайдем-ка, только тихонько. Мне матушка Ненила там наверняка поесть оставила – я же когда пошел этого ирода вызволять?… Она как раз ужинать собирала.

В горнице не было ни души – матушка ушла спать к дочкам в светлицу. Лишь горела скромная лампадка перед образами.

Отец Кондрат полез в печку и достал горшок-кашник.

– Остыла каша-то… Погоди, сейчас ложки сыщу…

Они тихонько подсели к столу и принялись в две ложки вычищать горшок.

– Что ж ты, свет, по ночам шастаешь? – спросил отец Кондрат. – Неужто и впрямь зазнобу завел?

И затрясся от сдерживаемого смеха – большой, добродушный, благорасположенный…

Стенька подивился громкости Натальиного голоса. Вот ведь как орала – на другом конце слободы в поповском доме слышно было.

– Какая уж там зазноба… – буркнул он. – И захотел бы, так часа свободного бы не нашлось. По дельцу подьячего своего ходил.

– А что за дельце, свет? Расскажи, потешь душеньку, – попросил отец Кондрат. После возни с пьяным Вавилой ему спать не хотелось, разгулялся батюшка, а хотелось развлечься.

– Да дельце диковинное, – благодарный за угощение, сказал Стенька. – Боярин один вздумал клад закопать…

– При поляках, что ли?

– Нет, недавно.