Кровавые девы

Тут ангел улыбнулся – лучезарно, нежно, словно весеннее солнышко после стужи, пробирающей до костей. Такая улыбка легко подвигнет любого сделать для него все, чего он ни пожелает. Возможно, даже свернуть вместе с ним среди ночи в темный переулок, свято веря, будто это ничем тебе не грозит.

Опираясь на посох, увешанный яркими платками, Екатерина заковыляла вперед, а ангел в одеждах из чистого света плавно отодвинулся в сторону. Действительно, на бумажке чернело с полдюжины строк на каком-то иностранном языке («Немецкий, – подумала Лидия. – Сон о телеграммах на немецком… к чему бы это?»), а свернутый листок был продет сквозь почерневший от огня золотой перстень, украшенный растрескавшейся жемчужиной.

– Где он?

Разбуженная, Лидия словно бы рухнула с огромной высоты в чан, переполненный болью. Руки, до хруста сдавившие плечи, рывком подняли ее с койки, встряхнули, будто слабоумный ребенок куклу, – и боль, расколовшая череп, оказалась столь сильной, что Лидия пронзительно вскрикнула:

– Мадам, остановитесь!

Из проема распахнутой двери в комнатку хлынул свет лампы. Казалось, угрюмые святые на стенах в тревоге всплеснули руками. Тьма за серебряными решетками на окнах была не черной – васильково-синей.

Со звериной жестокостью хлестнув Лидию по щекам, Петронилла снова встряхнула ее, да так, что она едва не лишилась сознания.

– Шлюха! Потаскуха рыжая! Где?!.

– Мадам…

Тайс ухватил вампиршу за запястье, и Петронилла, швырнув Лидию на пол, разъяренным зверем развернулась к врачу:

– Это вы помогли ей! – В ее голосе зазвучали визгливые, дикие нотки безумия, золотистые волосы в беспорядке рассыпались по плечам, глаза заблестели в отсветах лампы, словно крысиные. – Вернулись и отперли дверь… надеясь на ее благосклонность!

– Дорогая…

Озаренный со спины лампой, оставленной у порога, доктор подался назад, подобрался, готовясь увернуться или бежать…

«Он вправду думает, будто сумеет убежать от нее?»

Охваченной странным спокойствием Лидии вдруг сделалось интересно: а приходило ли доктору Тайсу хоть раз в голову обзавестись серебряными цепочками на запястьях и шее? Столько вампиров под одной крышей… «девы» они или нет, подумать о серебре стоило бы.

«Останусь жива, надо будет ему посоветовать…»

– Оставьте слова любви при себе! – едва ли не брызжа слюной, прошипела вампирша. – Я им не верю! После того как вы строили глазки этой костлявой рыжей сучонке… да-да, я все видела! И этой босячке, Жене, тоже!

– Вы же знаете, это не так.

Голос Тайса даже не дрогнул. Плававшая, будто травинка, поверх кровавого озера боли, Лидия понять не могла, как ему хватает духу противоречить ей… должно быть, он действительно любит ее всем сердцем.

– Лжец!

Петронилла растопырила пальцы, выставив вперед когти. К Лидии она стояла спиной, и выражения ее лица Лидия не могла себе даже представить.

Тайс безмятежно – очевидно, глядя вампирше прямо в глаза – шагнул вперед, приблизился, взял Петрониллу за руки:

– Полноте, прелесть моя, все это сущие пустяки. Сущие пустяки. Бежать он не может. Все окна забраны решетками из серебра. Двери наружу – тоже. Мадам Эшер в наших руках…

– Убейте ее!

– Если она останется в нашей власти, он явится за ней сам.

Петронилла рывком высвободила пальцы из его рук.

– Убейте ее! Или вы задумали оставить ее себе?

Развернувшись к Лидии, полулежа обмякшей в углу, у стены, точно тряпичная кукла, Петронилла оскалилась, сверкнула клыками.

– Покажите же, Бенедикт, насколько вы меня любите…

– Я именно это и делаю.

Вновь взяв Петрониллу за руку, доктор развернул ее лицом к себе. Светло-карие, оттенка лесного ореха, глаза его лучились спокойствием и любовью. Внезапно все тело Петрониллы обмякло, словно в ее душе что-то надломилось. Едва не споткнувшись, она шагнула навстречу доктору, прижала ладонь к виску…

– Петронилла, – все тем же бархатистым, мягким, однако исполненным силы голосом прошептал он, – вы ведь сами знаете, что вовсе этого не хотите.

– Да, – шепнула она. – Да. Вы совершенно правы, Бенедикт… прошу, простите меня…

С этим вампирша слегка отступила назад, и свет лампы упал на ее лицо под невесомой вуалью золотистых волос – прекрасное, беззащитное, нежное, словно лицо юной девушки. Тайс поднес ее руку к губам для поцелуя, однако тут же нахмурился и спросил:

– Что это?

Петронилла потянула руку к себе, но доктор развернул ее кисть ладонью к освещенной двери.

– Ожог?

– Я… да, обожглась… в кухне, – ответила Петронилла таким тоном, что Лидии сразу сделалось ясно: она понятия не имеет, где и как обожгла ладонь. – По собственной же неуклюжести…

Но Лидия-то знала, что неуклюжих вампиров на свете попросту не существует.

«Кратковременные потери сознания… и ей не хочется, чтоб он о них знал».

Тайс, подойдя к Лидии, бережно поднял ее и уложил на постель.

– Как вы себя чувствуете, мадам? – спросил он.

В ответ Лидия сочла самым разумным вновь разрыдаться – тем более и голова болела так, что это не составляло никакого труда.

– Я ничего такого не сделала, – всхлипывая от неподдельного ужаса, пережитого считаные минуты назад, проговорила она. – Я все это время спала…

– Не лги, сучка!