Кровавые девы

Покачав головой, Петронилла Эренберг изобразила изысканно вежливую улыбку и вновь – с куда меньшим, на взгляд Лидии, правдоподобием, чем после приступа ярости, – приложила ладонь к виску:

– Изредка. Время от времени. Самую чуточку. Однако молитва, как выяснилось, избавляет от всех мыслей о нем…

Тайс прижал ее руки к груди.

«Как сказала бы миссис Граймс, – подумала Лидия, вспомнив острое личико кухарки и, как ни странно, слегка успокоившись, – ай, не морочьте мне голову!»

Тайс вывел мадам Эренберг из комнаты и затворил за собой дверь. Щелчок замка Лидия слышала явственно, однако лязга засова так и не дождалась. Вскоре голоса уходящих стихли вдали, за стенами часовни.

Что, если часовня, куда ее вроде бы (это Лидии помнилось смутно) несли, – та самая, где заперт Исидро?

«Вероятно, в гробу или в ящике…»

Тут Лидии вспомнились окна. Свет.

Золотистые волосы Петрониллы Эренберг, искрящиеся в лучах солнца.

Осторожно, стараясь не поднимать головы без особой нужды, Лидия задрала подол юбки и нижней сорочки и нащупала небольшую, плоскую сумочку, пристегнутую к нижнему краю корсета.

Отмычки на месте.

Невысокая койка, на которую ее уложили, стояла поперек алтарной ступени посреди часовенки, в недавние годы отгороженной от главного храма. С потолка над койкой взирал вниз, тянул безмолвную погребальную песнь хор закопченных ангелов. Стоило Лидии осторожно сползти с койки, пол под ней ужасающе покачнулся. Пришлось, будто взбираясь на крутую, неровную скалу, встать на четвереньки и выждать пару минут. Только бы снова не затошнило…

«Давай. Ты справишься. До двери – всего ничего».

Дрожа, обливаясь потом, раз за разом путаясь коленями в юбке, она подползла к двери. Замок оказался простейшим – английским, с цилиндровым механизмом, из тех, на которых учил ее Джейми.

«Благодарение Господу…»

Казалось, замок упорствует не один час. Сколько раз Лидии приходилось хвататься за дверную ручку, одолевая приступы головокружения!

«Не сумею. Не справлюсь».

Однако на смену этой мысли приходила другая: «Справишься! Не отступать же с половины пути! Симон – единственный, кто может отыскать Джейми, так помоги же ему… если еще не поздно!»

И вот дверь распахнулась. Солнечный свет заливал великолепный, алый с золотом зал и плотные шеренги фигур на стенах – вероятно, святых и ангелов, хотя без очков Лидия не отличила бы их от хористок из труппы театра «Палас». Алтарь и иконостас из часовни убрали, и теперь на их месте, поверх невысокого стола на козлах, покоился гроб, крест-накрест перетянутый цепью.

«Придется на ноги встать, иначе не дотянуться».

При мысли о взломе еще одного – а то и не одного – замка на глазах навернулись слезы.

«И еще нужно придумать, как закрепить цепи, чтобы со стороны казалось, будто замки на месте, если позже сюда заглянут».

Двигаясь как можно медленнее, Лидия оперлась о дверной косяк, подобрала подол нижней юбки, отыскала шов там, где Эллен чинила ее, и осторожно выдернула из шва около двух футов нити. Нить она намотала на пальцы и поползла по мощенному красновато-коричневыми и зелеными плитами халцедона полу, истертому до волнистых неровностей босыми ногами давно почивших праведников. Какие-то тридцать футов, отделявшие дверь от стола, казались многими милями.

«Делай что хочешь, только в обморок падать не вздумай!»

В монастыре царила жуткая тишина, словно поблизости нет ни трущоб Выборгской стороны, ни Путиловского Сталелитейного.

«Должно быть, все в клинике», – подумала Лидия и, не вынимая из замка отмычки, склонилась вперед, оперлась лбом о черный дуб крышки гроба.

Шофер Эренберг в ее тайны наверняка не посвящен, за это она готова была поручиться…

«Платите как следует, и все это – не мое дело».

Или, может, он тоже влюблен в Петрониллу?

А бедный доктор Тайс думает, будто затеяно все только ради искупления грехов Петрониллы! Будто ее желание вновь стать человеком спасет ее душу… Выдумка – но как крепко, как истово надеялась на возможность спасения бедняжка Евгения!

«Боже правый, что же она сделает с Евгенией? Ведь теперь Евгения знает правду! Управлюсь здесь, нужно будет немедля разыскать ее…»

Однако Лидия понимала: это ей не по силам. В глазах мутилось, все вокруг то расплывалось, то вновь обретало какую-никакую четкость. Тонкие крючья отмычек уже дважды, трижды соскальзывали, проваливались в глубину старинного навесного замка… а когда дужка его отомкнулась, лучи света, косо падавшие внутрь сквозь решетки (серебряные, уж это-то Лидия разглядела) на окнах часовни, озарили еще один, второй.

«Если Тайсу нужна кровь Симона, ему придется вернуться до темноты и перенести гроб куда-то еще… или Петронилле хочется для начала поговорить с пленником?»

Тут ей пришла в голову новая мысль: если дон Симон заупрямится (а Упрямство, не говоря уж о Своенравии, для испанского вампира, можно сказать, второе имя), то к повиновению его принудят, угрожая ей, Лидии.